Гном

Дима постелил Сергею на диване, и тот, уже в комнате, освещенной только светом уличного фонаря, проникающего сквозь тонкую ткань штор густой синевой, наконец решился сказать другу половину причины своего приезда:

– Дим, я книгу написал, может у тебя найдется время прочитать?

Друг, совсем как во времена их ночных разговоров в колледже, облокотившись на локоть, смотрел на Сергея через синюю темноту комнаты:

– Какое время, Гном! Если бы ты был не с дороги сегодня, я прямо сейчас бы и начал! – в его голосе был вопрос, но Сергей, чувствуя себя действительно уставшим – больше от волнений, найдет ли он друга по адресу, примет ли тот его и как, с радостью откликнулся:

– Спасибо, Дим, но давай утром, я, правда, уже засыпаю, – и, неожиданно для себя, перед тем, как окончательно заснуть, Сергей понял, что это не от усталости и страхов он так хочет спать, а от первого спокойствия и счастья за долгое время, от чувства безопасности, в котором он себя ощутил рядом с другом.

10

Следующий день они провели – один – в чтении книги, а сам автор – сидя за компьютером и строча совершенно неожиданно пришедший в голову сюжет нового – уже – романа. Они прерывались на бутерброды, кофе и старушкины блины с вареньем, которые она испекла «для гостя» и, протискивая тарелку в дверь, с любопытством оглядев комнату Димы, удовлетворенно закивала головой:

– Я думала, опять пьешь, а потом слышу – тишина, сейчас вот вижу – работаете. Хорошо это, мальчики! – И, как только Сергей принял тарелку из ее рук, поблагодарив, тут же ушла, явно удовлетворенная молодежью.

Дима засмеялся:

– Это она не за меня, за себя волнуется, – я, когда пил, буйный был, – и махнул Сергею рукой в знак того, что блины нужно начинать есть – остынут.

– Дим, какая разница, она тебе в восемьдесят лет блины печет, а ты о причинах болтаешь! Скажи «спасибо» и начинай потреблять ее манну небесную, упавшую в твою голодную бутербродную жизнь, – Сергей улыбался, намазывая блин вареньем, и заметил, что друг уже вовсю жует, явно зная, что блины – вкусные. Следуя примеру друга, он тоже начал есть, и они уже не могли разговаривать, пока тарелка не опустела. И только, глядя на нее, как-то одновременно заговорили о том, что нужно старушке какой-нибудь подарок сделать, потому как в ее годы подвиг – совершенно чужим людям приятное делать и заботиться о них. Каждый думал в это время о своих: Сергей – родителях, Дима – матери, о том, что те делали для них все просто так, без обязательств, по-человечески, только в их раннем детстве – до прекращения роста Сергея и до замужества матери Димы, когда он стал ей просто не нужен.

Дима, выйдя из гипнотической болезненности прошлого – когда хочется думать, что во всем виноват кто-то другой, и жалеть себя приятно, – взял тарелку и повернулся к Сергею:

– Гном, я пойду тарелку ей верну, и работать будем.

Сергей, согласно кивнув, пошел за другом еще раз поблагодарить за сердечность тетю Кати и помыть руки, заняв свои мысли уже целиком новой книгой.

Не замечая времени, Сергей писал свою новую историю, когда, вздрогнув от неожиданности, услышал голос Димы – надорванный, словно целый день тот упражнялся в исполнении сложных арий с плохим учителем:

– Гном, я дочитал, – он замолчал. Сергей ждал, что он добавит еще что-то, но в комнате было тихо и, боясь повернуться к Диме, он спросил, так же глядя на монитор:

– Дим, что? Не понравилась?

Друг опять не ответил, и уже не в силах ждать, чувствуя, что рушится еще одна мечта, не оставляя никаких возможностей для него, Сергей, резко повернувшись на крутящемся стуле, спрыгнул с него и подошел к другу, сидящему, закрыв лицо руками.

Он стоял перед Димой, пока тот не поднял к нему глаза:

– Тяжело это, Гном, очень хорошо и очень тяжело. Давай в издательства рассылать – нельзя это на полку класть и читать для себя – как дневник, в возрасте тети Кати. Я сейчас напишу список издательств, для которых переводил, где я людей знаю, и завтра позвоню всем, скажу, что пришлю…

Сергей понял, что уже не может тянуть время – наступила непростая минута, когда он должен сказать другу, зачем на самом деле приехал к нему. Он сел рядом с Димой на диван, пытаясь унять прыгающее – уже где-то в горле – сердце, и не поворачиваясь, начал:

– Дим, понимаешь, я в Москве хотел по издательствам разослать, но потом испугался – они увидят меня, и либо даже читать книгу не станут, либо – издадут ее под чьим-нибудь другим, своим именем – они же понимают, что существо вроде меня бороться с ними никак не сможет.

Дима, нахмурив брови, смотрел на него:

– Гном, почему ты решил, что твой рост имеет для издателей значение?

Сергей, уже нетерпеливо – он хотел избавить себя от неопределенности, рассказать Диме свой план и узнать, согласиться ли тот, заговорил очень быстро: