Гном. Трилогия

С "Потсдамской" копией ознакомились и СД и Абвер. Армейцы – в связи с тем, что успели первые и вынуждены были предпринимать неизбежные меры безопасности, вроде привлечения саперов, СД – потому что считали себя самыми главными, отнять – могли, а вовремя пресечь любознательность армейских коллег не успели. Ознакомившись, независимо друг от друга и невзирая на хронический раздрай между собой, пришли к одинаковому решению – фюреру этот материал не показывать! Такое кино нам не нужно. И, в силу все того же раздрая и соперничества, такая попытка сокрытия оказалась совершенно невозможной с организационной точки зрения. Ни там, ни там попросту не было человека, который отдал бы такой приказ. И тем более такого человека не могло быть с учетом существования двух ведомств. Материал, – доставили. Для очистки совести настоятельно рекомендовали не смотреть, невзирая даже на крайний риск самой такой рекомендации. Результат вышел вполне ожидаемый. Просмотр, припадок неуправляемого буйства, потоп, землетрясение, тайфун и извержение вулкана. Апокалипсис в пределах одной отдельно взятой рейхсканцелярии. Потом впал в прострацию. Придя в себя, – досмотрел.

Фюрер не принимал никого почти двое суток. Объявил приказ: в плен сбитых русских пилотов не брать! При этом, разумеется, не подумал, что приказ носит более, чем обоюдоострый характер. Хотел объявить толстого Германа изменником, но как‑то сообразил все‑таки, что, если бы не тот вывод авиации с аэродромов на Кавказе, у фильма была бы и еще одна часть. Потом, обретя, казалось, прежнюю энергию, начал деятельно готовиться к летней компании. За зиму линии снабжения на основных оперативных направлениях сократились практически вдвое. Значительно сократилась линия фронта. Эриху фон Манштейну очень хотелось поставить вопрос об эвакуации Крыма, пока это еще не очень поздно, но, подумав, решил, что предложение будет уж слишком несвоевременным.

Дело в том, что адресатом "Крымской" копии был именно он: там и написано было, чтоб уж никаких сомнений. От остальных четырех его посылка отличалась тем, что, помимо кино, там находилась еще и звукозапись на грампластинке, выпущенной в единственном экземпляре.

"…Эй, фельдмаршал, эй!  – Шелестел бесполый, бестелесный, надмирный голос. – Это снова я. Рад, что мое кино тебе понравилось, можешь не благодарить. А ведь я предупреждал тебя. Вот ты не поверишь, я и сам не поверил бы еще несколько дней тому назад, но даже мне стало как‑то не по себе от такого количества дохлых арийцев. Мирные переговоры надо было начинать, когда вы стояли под Москвой, но у вас не хватило ума, а теперь – поздно. Вот честное слово, – если уж проигрываешь войну, надо это делать быстро: раз‑два. Вот как французы в 40‑м, к примеру. Чего тянуть‑то? Еще одна такая зима, и немцев может не остаться и вовсе, даже на семена. И те самые французы, вот где смех‑то, будут принимать вашу капитуляцию. А еще можно не дожить и до зимы. Это вполне вероятный вариант, фельдмаршал, честное слово. Смотри кино. Оно несложное, должно дойти даже до тупых прусских мозгов. Посмотрите, и пожалейте своих людей. Потому что не от Гитлера, а только от вас зависит, когда кончится война. Мы не похожи на вас, и скоро устанем от бессмысленных убийств после победы. Это даст им хоть какой‑то шанс."

Фильм они смотрели в узком кругу: генералитет и старшие вожди Ваффен СС. Осторожно, по возможности незаметно, одними глазами наблюдая за товарищами во время просмотра, он сумел разглядеть слезы, стоявшие в глазах этих стальных людей, выработки "доброй прусской школы". У Пауля Хауссера, тоже пруссака, но человека куда более страстного, слезы катились по одной щеке, там где глаз у него оставался. Он, вытянувшись, сцепив зубы и сжав кулаки, не отрывал от экрана смятенного взора, и, как будто, даже не моргал на протяжении всего этого времени.