Гном. Трилогия

Ах, так. До сих пор Черняховский изо всех сил противился заключению полноценного военного союза с государственным образованием под руководством товарища Кима. Как патриот, как политик, и как человек трезвого ума, знающий цену поступкам и людям, он никоим образом не желал, чтобы Советскому Союзу пришлось отвечать за выходки наглого авантюриста и честолюбца с непомерными амбициями только по той причине, что тот изволил назвать свою общенациональных размеров казарму — «социализмом». В этом своем мнении он вовсе не был одинок и имел полную поддержку экспертов. Товарищей Апанасенко и Пуркаева. Но теперь, когда все-таки началось, он усомнился в собственной правоте: может быть, пока что мерзавца следует все-таки поддержать, а расстрелять как-нибудь потом, на досуге? Если доходит до большой стрельбы, сомнения посещают даже самых сильных из числа людей ответственных. Впрочем, поскольку тут речь шла о действиях, что могли иметь место, так или иначе, за рубежом, руководство страны сняло с него часть ответственности, командировав на место событий самого Василевского. При том, что он очень хорошо знал театр военных действий, а в общем ходе боев разобрался минут за двадцать, мнение свое маршал высказал не сразу. Долго щурился на что-то невидимое, жестко кривил губы, а потом выдавил:

— Не-ет, спешить не будем. А то решит, что ему все можно, и дальше будет самовольничать. Лучше подождем, когда зарвется окончательно и начнет вилять хвостом, не чая избежать палки.

— А зарвется?

— Иван Данилович! Уж от кого — от кого… Месяц, край — полтора. Так легко янки Корею не отдадут, тут вопрос принципа. Это будет обозначать, что они проиграли и во всей Второй Мировой целиком.

— А если сгорит с концами?

— Не сгорит. Говно не только не тонет, оно еще и горит плохо. В крайнем случае — не очень-то и жалко, найдем другого. Этот слишком уж борзый.

Для экипажей подводных лодок эта война напоминала болезнь, под названием «малярия». В ней тоже есть светлые периоды, когда все в порядке, когда надеешься, что болезнь ушла с концами и больше не вернется, пока однажды не валишься без памяти все в том же жестоком жару и не оказываешься вновь на той же смертной грани. Моряки тоже не раз думали, что уже все, и война не потребует еще и их вмешательства, их крови, а потом степень боевой готовности в очередной раз повышали до максимальной, и нельзя было знать заранее, дадут ли очередной отбой, или же придется расстреливать весь боезапас и тонуть под шквалом глубинных бомб. Тот, кто не пробовал, даже представить себе не может, насколько это изматывает. Не намного меньше, чем реальные боевые действия с риском смерти и игрой в прятки.

На этот раз Ким Ир Сен все-таки зарвался. Довольно долго все шло хорошо, он взял вражескую столицу, войска Ли Сынмана разбегались, и открывались самые радужные перспективы дальнейшего продвижения на юг. Несколько смущало то обстоятельство, что Советы не слишком спешили с предложениями всемерной поддержки, но, на фоне всего остального, это не казалось таким уж важным.

Первым тревожным звоночком прозвучало столкновение с частями 24-й пехотной дивизией США. Да, большую часть ее солдат следовало отнести к обученным новобранцам, офицеры не имели особого боевого опыта, и удар был нанесен достаточно внезапно, но это все-таки оказалось качественно иное сражение. Американцы не впали в панику, не бросились бежать, и, опомнившись, проявили большое упорство в обороне. Прорыва достигнуть не удалось, и в дальнейшем сопротивление только нарастало. Этих — можно было только убить. Они, если и отступали, то в порядке и на заранее подготовленные позиции. Потом начали подтягиваться и еще какие-то небольшие части, а южане провели дополнительную мобилизацию, сменили офицеров и жесткими мерами восстановили порядок в войсках. День ото дня нарастала сила ударов с воздуха, и довольно скоро от воздушных сил, — примерно семьдесят исправных самолетов, — КНА ничего не осталось. Наступление выдохлось окончательно, и, по всем признакам, наступала пора платить по счетам.