Гном. Трилогия

То, что блокирующий олигонуклеотид-«выключатель» встроился туда, куда нужно, чуть ли ни с первого раза, блокировав развитие агрессивного клона, недостаточно назвать просто везением. При том уровне знаний вероятность благоприятного исхода равнялась примерно одному к пятидесяти. Но есть такая закономерность: в случае предприятий по-настоящему дерзновенных судьба на время как бы отключает закон Финнегана, отказавшись от обычных своих пакостей. Когда потомки до мельчайших подробностей воспроизвели самолет братьев Райт, копия не смогла даже оторваться от земли. Колумб с первой же попытки доплыл до Америки, а Амет-хан умудрился приземлиться на боевом блоке, летевшем втрое быстрее орудийного снаряда. У профессора Чазова волосы вставали дыбом, когда он, спустя десятилетие, вспоминал, как лечил стрептокиназой тромбоз мозговых сосудов у маршала Жукова. Говорил, что, зная все то, с чем столкнулся потом, не решился бы ни за какие коврижки. И тут хамское терапевтическое средство, — после первой удачи метод пришлось два года доводить до уровня, когда полный успех достигался хотя бы в семи случаях из десяти, — сработало, как обычное чудо-лекарство, которых в бурной истории последних двух столетий на самом деле случилось не так уж мало. Старая, добрая хина. Аскорбиновая кислота. Инсулин. Пенициллин. За каждым из этих веществ миллионы, десятки миллионов спасенных жизней, новые освоенные земли, увеличение средней продолжительности жизни на годы. Да мало ли что еще. Убийственную реакцию как будто бы отсекли, оставив нетронутым все остальное. Потом, когда «доктор Рэма» в те времена бывший по статусу студентом-старшекурсником, доведет до успешного завершения «Проект „Мезенхима“» группу методов так и назовут «хирургией мезенхимальных функций», ХМФ. Название приживется, хотя, со временем, перестанет соответствовать неизмеримо расширившемуся содержанию. Впору будет говорить о «пластике онтогенетических процессов», без искусственного выделения одного зародышевого листка из трех имеющихся.

Остальное, как, может быть, слишком самоуверенно, сказал Костоправ, было «делом техники».

Это легко сказать, когда не тебя, неподвижно лежащего на сгорбленной спине, за голову подвешивают на «петле Глиссона» придавая пыточному топчану «угол наклона пятнадцать-двадцать градусов», — и так часов на пять, каждый день, две недели подряд, пока проходят трансформацию чуть ли ни все позвонки, включая крестец.

А ты всего-навсего лепишь из специальной мастики каждый позвонок в натуральную величину, поотдельности, а каждое их сочленение — само собой, в варианте «как есть» и: «как должно быть», причем с рентгеном усердствовать нельзя, и приходится совершенствовать связь с комплексами, выйдя по этой части на совершенно иной технический уровень. То, что он, вообще говоря, не скульптор, Костоправа не смущало ни на секунду. Как это нередко бывает с подобными людьми, он искренне не понимал, как это можно не суметь вылепить вещь, форма которой тебе досконально известна. Скорее, не справился бы скульптор, разве что какой-нибудь Леонардо да Винчи, но их не напасешься на всех. Кстати, о Леонардо: отдельные участки модели «как есть» еще и приходилось раскрашивать в разные цвета в зависимости от толщины слоя, подлежащего удалению и замене Компьютерные программы, способные выполнить то, что он в том случае творил и правил, по сути, вручную, написали только лет через двадцать — двадцать пять.

Процесс приходится вести мучительно медленно, поскольку «комплексы» — и впрямь машины мощные, тепла выделяют много, и слишком легко не доглядеть, «заварив» сосуды костей и денатурировав нервные волокна корешков спинного мозга. Поэтому, вопреки исходным благим намерениям делать позвоночник последовательно, работать приходится все-таки по всей длине, но понемножку, преобразуя слой не больше двух-трех десятых миллиметра толщиной за час, сокращая эту величину до одной десятой в местах особенно ответственных. Позвоночник, ребра, их сочленения с позвонками и грудиной. Все это время в области крупных артериальных стволов непрерывно находились пузыри со льдом, а в разгар работы, когда в организме старика одновременно работало около пятисот граммов «комплексов», кровь его пришлось охлаждать вне организма. Специальным насосом перекачивали через «холодильник» триста «кубиков» в минуту, полностью заблокировав свертываемость. Подобного рода проблемы возникали и разрешались буквально все время, ежедневно, и на решение некоторых «мелочей» приходилось тратить дни и недели.

Все «чудеса» которые ему доводилось совершать до сих пор, были не то, что детской игрой, их можно было не принимать в расчет. Время от времени Костоправ вдруг останавливался, разводил руками и говорил, с искренним удивлением:

— А больной-то, несмотря на все наши старания, — еще жив!