Гном. Трилогия

— Слова. — Черняховский согласно кивнул. — А насчет остального согласиться не могу. Слова, особенно определения, могут быть капканом, краем пропасти, миной с подожженным фитилем. А могут стать выходом, изменив угол, под которым рассматриваются события. Как в данном случае. Скажете «раскол» — и обе стороны виноваты и обе обвиняют друг друга. Скажете, — про то же, по сути, самое! — «союз», и не виноват никто! А, следовательно, и обвинять-то друг друга не в чем. Никто никому явно не уступил, и, следовательно, никто не потерял лица.

«Благоразумие восторжествовало!». «Два прекрасных ствола одного могучего корня!». «Два уклада, — одна страна!». «Могучий союз кровных братьев». «Два сердца — три союза: военный, таможенный, инфраструктурный». «Председатель Мао говорит своему другу Джу Гэ-ляну: „Пусть расцветают все цветы“».

Так что пожимать друг другу руки все-таки пришлось. И это, действительно, было очень скверно. Почти нестерпимо.

— Плохое решение. Его не хватит, не может хватить надолго.

— Плохое. — Согласно кивнул Черняховский. — Но какое-то время прямой войны не будет, а пока это время будет длиться, мы придумаем еще чего-нибудь. Если сможем. Но должны придумать. И — знаете, что еще? У нас говорят, что нет ничего более постоянного, чем временные решения.

Мао больше всего раздражала прозрачность границы в комплексе с принципом «общего гражданства»: ему казалось, что все население Юга через эти границы утечет за достатком и удобством жизни в СРК, и он пошел на компромисс только в расчете на то, что работники будут, по сути, закреплены в своих коммунах. В общем, опасения не оправдались, и в первые годы поток активного населения из КНР в СРК только не на много перекрывал количество тех, кто всем благам предпочитал гарантированную миску риса и отеческое руководство на Юге. Но в тот момент он не смог справиться с раздражением и все-таки высказался.

— Знаете, товарищ Мао, — задумчиво проговорил Черняховский, — я, в общем, отчасти разделяю вашу позицию (на самом деле не разделял), всю эту скромность, равенство, умение довольствоваться малым и всякие такие штуки. Но раз вы сами же ожидаете, что — побегут, то, значит, понимаете… От хорошего не бегут. Может быть, вам следует обдумать, как, может быть, чуть-чуть подправить эту вашу линию? Чем выше требования, тем сильнее разделение в народе…

К этому времени маршал настолько хорошо владел путунхуа, что, практически, не нуждался в переводчике, но грамотой, понятно, так и не овладел. Понимающие люди говорили, — не начал лет в пять-шесть, так не стоит и трудиться.

В то время суставы у Цзян Фу-хуа болели уже как следует. Боль мучила всею ночь напролет, опухоль на них не проходила, а скованность оставалась круглые сутки. Когда только начинали, то поначалу показалось ерундой: ну, — побаливали, ну, — припухали чуть-чуть по утрам, ну, — небольшая скованность по утрам. К полудню-то — проходило… а после тех событий болезнь, до той поры словно бы шедшая шагом, вообще пустилась в галоп.

— Не расстраивайтесь, товарищ маршал, — протяжно проговорил Калягин, — в конце концов то, что китайца приняли мы, вовсе не означает, что нам же придется избывать головную боль с этим доктором.

Черняховский поглядел на него, как будто не узнавая, а потом так же протяжно проговорил.

— Не разочаровывай меня. Я подумал было, — нашелся умный мужик, первый сообразил, не то, что мы, близорукие халтурщики. В общем, это так и есть, но только наполовину. Нам не отделываться надо, а взять это дело под себя, пока другие не пронюхали. Перетащить к себе, причем не в Новосиб, а в Хабаровск или, того лучше, во Владик. Все условия создать! И, при этом, самый свободный поводок, какой только возможно. Слушай, — ты там выясни, чем он дышит, и вообще… Хотя, — не надо, я сам.

— Это да. Ладно, опять, уже в который раз, попробуем все делать по максимуму.

Светлый образ II: гравитация