Гносеология права на жизнь

Супружеская пара также спустя некоторое время может отказаться от услуг вынашивающей матери. При этом она становится менее обремененной стороной, так как на нее не ложится груз ответственности за вынашивание и рождение ребенка. Подобный факт можно наблюдать в российской клинике. Вот что пишут авторы очерка о программе «Суррогатное материнство»: «По настоятельной просьбе генетических родителей, в связи с изменившимися социальными обстоятельствами и с согласия суррогатной матери беременность была прервана в 10/11 недель в одном случае»[386]. Можно сказать, что это всего лишь один случай, но надо учитывать, что он был один на 22 обращения – а это уже почти 5 %. Причем супружеские пары, обращавшиеся за помощью, отнюдь были не безбедные. Эти же авторы далее признают: «Несмотря на то, что перед началом проведения процедуры обе стороны дают информированное согласие на проведение процедуры, их решение нельзя рассматривать как окончательное и неизменное»[387]. Учитывая, что большинство суррогатных матерей идет на эксперимент со своим здоровьем, исходя из своего материального положения, возникает вопрос, как ей быть с ребенком, который не является к тому же генетически родным. Если срок беременности до 12 недель, женщина может избавиться от нежелательной беременности. Если же генетические родители отказываются от услуг вынашивающей матери на поздних сроках беременности, когда нельзя сделать аборт, ребенок становится никому не нужным. Первым, кто будет ощущать на себе возникающие юридические претензии, является медицинское учреждение. Несмотря на то, что оно выступает лишь в роли посредника, оказывающего специфические услуги, последствия, которые возникают у вынашивающей матери, являются следствием именно медицинского вмешательства. Генетические родители никаких действий по отношению к суррогатной матери не осуществляют. Практика показывает, что генетические родители и суррогатная мать могут и не знать друг друга. В Российской Федерации супруги в заявлении делают подпись о том, что они предупреждены, что медицинское учреждение не решает юридические вопросы, связанные с усыновлением, и не участвует в обсуждении условий соглашения между бесплодной парой и суррогатной матерью. Однако позиция – мы лишь делаем то, о чем нас попросили, и не несем за это ответственности – не соответствует положениям гражданского законодательства о возмещении вреда. В любом случае может быть предъявлено требование о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью. Тем более, что в результате беременности у суррогатной матери «поднимается» пласт заболеваний, влекущих за собой неблагоприятный исход. Статья 1064 Гражданского кодекса РФ устанавливает общий принцип: «Вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред». Новым для российской практики будет вопрос, следует ли рассматривать ребенка, рожденного по программе заменяющего материнства, как вред в гражданско-правовом смысле.

Приведенные обстоятельства заставляют задуматься, не высока ли цена решения проблем супружеской пары, когда заложником возможного конфликта станет ни в чем не повинный ребенок? Он станет мало того никому не нужным, но и изгоем, с матерью, которая его родила, родителями, которые от него отказались, и пробиркой, как местом зачатия. Не слишком ли серьезное клеймо будет поставлено на неокрепшую душу? Ребенок – это не животное, выведенное селекционным путем и не жертва биологического эксперимента, это – человек, чьи права также подлежат защите со стороны государства, если это не хотят делать его родители.