Гносеология права на жизнь

Споры между сторонниками той или иной точки зрения протекают в большей мере в эмоциональной плоскости. Однако из всего этого массива хотелось бы обратить внимание на два момента – отсутствие обязанности иметь детей и ослабление у человечества интереса к увеличению численности населения. Первый момент предполагает отрицание потребительского взгляда на женщину. По образному выражению Отто Вейнингера (да простят меня моралисты), женщину нельзя рассматривать как аппарат для онанирования или машину для рождения детей. Ее способность рождать является ее роковым тотемом (или проклятием), который тысячелетия прививал даже не сугубо мужской, а безнравственный подход к вопросам репродукции. Как изменился бы характер обсуждения проблемы, если в проекте законодательного акта предусматривались 1) возможность принудительной стерилизации мужчин, уклоняющихся от выполнения отцовских обязанностей; 2) оставление ребенка при отказе в аборте незамужней женщине на попечении мужчине; 3) возложение полного материального обеспечения одинокой матери и ребенка на государство; и т. д. При полном запрете аборта основной обремененной стороной выступает только женщина. В начале она в муках рождает, потом воспитывает ребенка и несет основные расходы по его содержанию, потом государство присваивает себе право распоряжаться жизнью того человека, к появлению которого оно никакое отношение не имеет. Абсолютистские запретительные тенденции, как представляется, обусловлены закомплексованностью их разработчиков. Запрет на аборты воспринимается в большей мере как какая-то расплата за сексуальную опрометчивость. А если не удается запретить аборт, так его надо сделать таким, чтобы навсегда искалечить жизнь женщине[308]: не надо проводить обезболивание, сделать так, чтобы потом она всю жизнь лечилась от осложнений, и т. д. Сама статистика свидетельствует об этом. Несмотря на то, что обезболивание согласно Приказа Минздрава РФ является обязательным при проведении искусственного прерывания беременности, в 15 % случаев оно не проводится. Во всем мире смертность от абортов ниже смертности от родов, в России же принципиально иная картина. То же самое можно сказать и об осложнениях после операции. Доводы о безответственности молодого поколения, сознательно отказывающегося иметь более одного ребенка, могут привести к тому, что в законе попытаются закрепить норму об обязательном материнстве и принудительном отцовстве. Людей тогда можно будет разводить как ценную породу животных. Как указывается, «решение родителей не иметь ребенка далеко не всегда объясняется их безответственным отношением к сексуальной стороне жизни… Наоборот, оно может быть мотивировано глубокой и реальной оценкой родителями своих возможностей и способностей растить ребенка и даже готовностью родителей, вполне осознанной и добровольной, нести через всю жизнь тяжесть эмоциональной расплаты за последствия своего решения»[309]. Нежелание иметь детей – это по сути нежелание иметь детей в тех условиях, которые складываются на данный момент для двух людей, вступающих в половые отношения.

Второй момент заставляет задуматься о том, что приостановление роста народонаселения – та реальная задача, которая ставится перед всем человечеством в условиях исчерпания природных ресурсов. Количество населения – это не показатель экономики, в котором необходимо пытаться кого-то догнать и перегнать. Иметь детей или не иметь – вопрос, который касается только конкретной личности. Нельзя забывать, что ребенок – это не цифра в статистическом отчете, а человек со своим индивидуальным миром, восприятием и потребностями. Аборт зачастую становится разменной картой в демографической политике государства. Мы призываем женщин рожать не потому, чтобы она осознала радость материнства, а потому, что с нами граничит Китай, население которого в 10 раз больше, потому что нас хотят «завоевать и поработить американцы и европейские капиталисты». Тогда надо четко определиться в установлении той или иной политики, что обществу нужно: человек как сформировавшаяся целостная личность либо как биологический материал. Как отмечал В. Райх: «До тех пор, пока нации враждебно противостоят друг другу, до тех пор пока они отделены друг от друга границами и таможенными барьерами, до тех пор пока существует заинтересованность в том, чтобы во время войны не экономить на человеческом материале, демографическая политика не может соответствовать требованиям сексуальной гигиены. А так как нельзя во всеуслышание сказать о необходимости прироста населения, приходится говорить о “нравственности функции продолжения рода” и об интересах “сохранении вида”»[310].