Гностики и фарисеи

Деревенька Речные Котцы произвела на Симанского самое благоприятное впечатление – всё здесь было настоящим. Даже поп оказался всамделишным. Правда, не таким колоритным, как представлял себе Симанский – без брюшка-аналоя, без румянца во всю щёку, к тому же, и это было видно с первого взгляда, без высшего образования. Зато вечером к ним пожаловал настоящий деревенский пьяница, в сапогах, в тельняшке с обрезанными рукавами и с двумя бутылками под мышками. Отрекомендовался гость «соседом Леонидом» и предложил угоститься водкой, торчавшей у него из-под мышек. Чудомех приглашение тотчас принял, но Симанский какое-то время колебался, памятуя, что приехал в деревню «жить настоящей жизнью», что означало для него на тот момент проводить дни в трудах и молитвах. С одной стороны, распитие водки нельзя было отнести ни к трудам, ни к молитвам. Но, с другой стороны, оно – это распитие – являлось неотъемлемой частью народного времяпрепровождения. А потому Симанский недолго сопротивлялся соблазну «соседа Леонида».

Когда же они выпили, «сосед Леонид» стал выказывать любопытство.

– Скажи… Ну скажи мне… – уговаривал он Симанского. – Вот зачем вы сюда приехали?

Симанский начинал про труды и молитвы, но «сосед Леонид» возражал:

– Это мне всё понятно. Ты мне объясни, зачем вы сюда-то приехали!..

И они долго ходили по кругу: Симанский всё рассуждал про «настоящую жизнь» и про то, что они тоже русские мужики, а Лёнька всё выпытывал, при чём тут Речные Котцы. А Чудомех слушал и всё не мог уяснить: кто из них кого не понимает.

– Сгинете вы, – сказал, наконец, Лёнька. – Сгинете оба. Чего вы зимой станете делать? Дров у вас нет, огорода нет, скотины тоже нет – сгинете!

Но Симанский возразил, что дрова они купят, а ещё купят корову.

– Какую тебе корову! – хохотал в ответ Лёнька. – Где ты коров-то видел? В зоопарке, что ли, в Москве? Тут уж забыли, какие они из себя – козы у всех.

– Ну козу купим, – нашёлся Чудомех. – И дешевле, и ест меньше.

– Ну, положим, козу вы купите, – рассуждал Лёнька. – Вона, у Семёновны, цельное стадо! Положим, Семёновна вам продаст. Дык она сдохнет скоро!

– Семёновна?!.

– Ась… Дождёшься ты от Семёновны… Коза у вас сдохнет – жрать-то ей нечего будет. Чем кормить-то её станете?

– Чем все, тем и мы…

– Все… У всех сеновалы, сено… А у вас чего? У вас – шиш! – и Лёнька для пущей убедительности подставлял волосатый кулак с уродливо вылезающим грязным большим пальцем под нос то Симанскому, то Чудомеху.

На другой день, отдохнув с дороги и придя в себя после Лёньки и водки, Симанский и Чудомех уселись строить планы на будущее. Лёнька был прав: чтобы не пропасть зимой, нужно было запастись дровами и набить сеновал сеном. А, кроме того, решили запасать грибы. Но для грибов было рано, с дровами можно было подождать, а, в крайнем случае, топить штакетником или притащить из лесу сухостоя. Перво-наперво решили заняться косьбой, для чего прикупили в селе две косы и там же отбили их у какого-то умельца. Но снова явился «сосед Леонид» и объяснил, что «до Петрова дня не косят – не принято» и стал сманивать на рыбалку.

– Где её ловить, твою рыбу? – смеялся над Лёнькой Чудомех. – В болоте, что ли?

– Зачем в болоте? – обиделся Лёнька. – В лесу, километрах в десяти озеро есть. Там рыбы!.. – он растопырил руки и скрючил пальцы, давая таким образом понять, что озеро кишит рыбами. – Да там… вёдрами ловят!..

Симанский и Чудомех привезли с собой снасти и, подумав, решили, что не пропадать же добру, да и рыбу можно на зиму заготовить. А потому вместо сенокоса отправились на другой же день на рыбалку.

Для уточнения времени можно было бы прибавить «на рассвете» или «чуть рассвело», но это оказалось бы ложью, потому что в то время года в тех краях слово «рассвет» исчезает из обихода за ненадобностью. Ночное небо остаётся светлым, точно солнце не уснуло, как зимой, а слегка задремало, готовое любую секунду подняться. И на востоке розовый край солнечного одеяла всю ночь трепещет под лёгким дыханием светила.

Лёнька завёл их в лес, где за сонными ещё берёзами пласталось небольшое, остекленевшее под солнечным светом озерцо с прозрачной водой и песчаным дном, по которому шныряла разная рыбья мелюзга. От берега катились по гладкой воде берёзовые полешки, уложенные кем-то в мостки. В стороне Симанский заметил старое кострище.