Гностики и фарисеи

Никогда и ничто так не волновало Николай Макарыча и не производило на него такого тягостного впечатления. Теперь же к чему бы ни прикасался он мысленно, всё вызывало в нём жгучую неприязнь. Ему вдруг пришло в голову, что из детей, сидящих в грязи, непременно вырастут свиньи. Да, да! Именно свиньи... Это открытие так поразило его, что он даже приподнялся и сел на постели. Что ж, эти свиньи станут жить без всякой цели, кушать щи, народят себе подобных, затем помрут... И никто не вспомнит о них. А ведь как все они, однако, ценят себя и свои грошовые жизни!.. Поразительно... Так вот откуда берутся все эти преступления, убийства и ограбления ради карманных денег – все эти зверские, примитивные пороки! Их совершают такие вот свиньи, вылезшие из грязи, неразвитые и дикие...

Николай Макарыч так увлёкся своими рассуждениями, что провалялся в постели до вечера. Размышлял он в одном направлении, но зато уж на все лады. Ему даже стало казаться, что он постиг нечто совершенно новое, важное не только для себя одного, но для человечества в целом.

С того дня идея о том, что человек есть грязное животное, живущее безо всякой цели, захватила Николай Макарыча, заслонив перед ним всё остальное. Все его мысли отныне сводились к одной – к мысли о человеческом ничтожестве. Всюду искал и находил он подтверждения тому. Мерзость виделась ему на каждом шагу. Будь то грязь на улице или хамы-лавочники, или же новости из мира криминала – всё это радовало и в то же время пугало Николай Макарыча. Радость его походила более всего на злорадство. Глядя на общественные язвы, он посмеивался и потирал руки, как человек, знающий нечто и постоянно находящий реальное подтверждение своему знанию. Он злорадствовал, но вместе с тем в нём рос страх. Страх перед толпой, могущей снести, растоптать, уничтожить. Он рассуждал так: люди, не знающие, зачем и для чего они живут, ежедневно убивают, растлевают и продают в рабство себе подобных. За деньги такие люди готовы на всё. Так где гарантия, что завтра они не выбросят его на улицу, лишив жилья, не заставят собирать милостыню, отобрав паспорт, не отнимут на улице пенсию, оставив умирать голодной смертью. На все эти вопросы Николай Макарыч не мог дать себе ответ. И потому страх взял над ним верх.

Для Николай Макарыча началась новая жизнь. Он стал бояться людей. Отправляясь за продуктами, он брал с собой длинный кухонный нож, который прятал в кошёлку. Нож прорезывал ткань сумки, и кончик его всякий раз показывался наружу. Но Николай Макарыча это не смущало. Согбенный, плёлся он по улице, вглядываясь в лица проходивших мимо людей и силясь разгадать их намерения. До ближайшего магазина от дома Николай Макарыча было, самое большее, триста метров. Но и этот отрезок казался ему Большой Дорогой. Когда встречался он с кем-нибудь взглядом, то сердце его каждый раз ёкало: «Вот оно!» – думал Николай Макарыч и прижимал к груди кошёлку с ножом. И воображение рисовало ему дикие, одна другой ужасней картины. На каждом шагу видел он угрозу своей жизни. И вынужден был крутиться, чтобы хоть как-то защитить себя. Всякий раз, уходя из квартиры, он вырывал у себя волос и слюной приклеивал его одним концом к двери, другим к косяку. По возвращении он проверял целость волоса, дабы узнать, не пытались ли в его отсутствие проникнуть в дом.

Но как только Николай Макарыч решал одну задачу, воспалённый мозг его ставил перед ним новую. Услышав однажды, что в соседнем городе зэки совершили побег из тюрьмы, он рассудил, что естественнее всего для них было бы схорониться на время, а затем напасть на квартиру с тем, чтобы завладеть деньгами, одеждой и пищей. А где удобнее всего схорониться? Конечно, на чердаке. Оттуда можно перелезть на балкон верхнего этажа (Николай Макарыч как раз жил на пятом, последнем этаже), выбить окна, убить хозяина квартиры, тем более, если тот – одинокий старик; отсидеться в квартире, питаясь запасами убитого, а потом и самим убитым – этого хватило бы надолго, – ну, а после, когда страсти улягутся, можно, как ни в чём ни бывало, отправляться на все четыре стороны. Николай Макарычем овладело сильнейшее нервное возбуждение, от которого он был не в состоянии избавиться. Он не спал ночами, а сидя в постели, всматривался в окно, не покажутся ли беглые каторжники. Рядом с собой он ставил телефон, а в руках держал тот самый кухонный нож. Свет он не гасил, чтобы с улицы было видно, что он не спит.

Болезненные переживания породили в Николай Макарыче невероятную активность и поистине гениальную изобретательность, которые, однако, носили исключительно односторонний характер. Все свои жизненные силы он направлял лишь на то, чтобы оградить свою жизнь и имущество от возможных посягательств извне.