Гностики и фарисеи

- Это, - говорит, - какое ж у нас население эгоистичное! Самой не надо, так пущай другие мёрзнут. Нет, - говорит, - недопустимо из-за одной малахольной людей удовольствия лишать. Это, - говорит, - ежели каждый начнёт свои порядки устанавливать, что ж такое будет?

И цельный ушат без дальнейших переговоров в печку опрокидывает.

Батюшки-светы! У Сусанны Григорьевны в глазоньках потемнело, в горлышке пересохло. Сидит она, горемычная, воздух ротиком ловит, ручками за сердце хватается.

Встала наконец Сусанна Григорьевна со своего полка, а ноженьки-то у ней и подкосились. Насилу выползла, сердечная.

Поплелась Сусанна Григорьевна в предбанник. Отдышаться и в себя прийти от таких потрясений. Доплелась она до скамеечки, где барахлишко своё оставила. Смотрит - что такое? Нету барахлишка. Скамеечка стоит. Спинка у скамеечки на месте. А на крючочках чужие вещички развешаны.

Там в бане скамеечки такие с высокими спинками. К спинкам крючочки приколочены. Которые помыться пришедши, на тех крючочках своё барахлишко оставляют.

Стоит Сусанна Григорьевна, глазками хлопает. "Может, - думает, - скамеечка не та?" Огляделась она окрест. Нету. Скамеечка та. И спинка на месте. И крючочки не оторваны. Барахлишко только на крючочках чужое. Незнаемое барахлишко. Стоит Сусанна Григорьевна. Удивляется.

Тут подходит к ней бабёночка. Голенькая. Мочалкой помахивает.

- Это, - говорит, - ваше, что ли, тут тряпьё было оставлено? Так я его поскидала. Я, - говорит, - уже пять лет в этой бане моюсь и завсегда на данной скамейке разоблачаюсь. А тут, глядите! Тряпьё какое-то развесили. Прямо скамейки узнать невозможно. Нет, - говорит, - я никому не позволю свои портки на мою скамейку развешивать. Пока меня нету - пожалуйста! А так, чтоб на моих глазах... Нет, - говорит, - не позволю! А ваше тряпьё, между прочим, вон, на стуле возле входа валяется.

Постояла Сусанна Григорьевна, посмотрела на мочалку. Хотела было плюнуть той бабёночке в глазоньки. Или в волосья рученьки запустить. Да передумала. Уж больно у самой сердце в ту пору колотилось.

Махнула она рукой, подумала: "Ну вас!", и домой пошла.

Семейная драма

Недавно, мне рассказывали, произошёл в Москве презабавный такой случай из области семейного предания. Дело было так.

Одна юная особа, получившая высшее образование в университете и мечтавшая свои полученные знания обратить на пользу человечеству, поступила на службу к своему зятю. Иными словами, к мужу своей сестры. Этот зять был хозяином некой конторы. И в эту свою контору он принял нашу девицу на должность.

Деятельность конторы, ей-богу, трудно определить словами. Скорее всего, тая контора покупала всё одно какой товар, а после перепродавала его с некоторым удорожанием цен. А разницу оставляла себе в качестве прибыли. И вся эта колготня называлась у них бизнесом.

А сам зять нашей девицы, Виталий Альфредович Акулёнок, называл себя бизнесменом.

А надо сказать, что Виталий Альфредович не всегда был бизнесменом и хозяином конторы. Когда-то он жил в лесах Белоруссии. А потом учился в Кологриве на зверовода. Но однажды он случайно оказался в Москве и ловко так подженился на сестре вышеозначенной особы. И вот слово за слово он начал довольно бойко приторговывать всем подряд. И вскоре стал называть себя бизнесменом.

Оглядываясь на своё звероводческое прошлое, Виталий Альфредович Акулёнок подкручивал свои рыжие усы и думал: "Эвон, какую я карьерищу загнул! Дайте срок, я и до Америки доберусь!" И от таких мыслей у него начиналось, что называется, головокружение от успехов. А когда это головокружение у него начиналось, он принимался трещать, что сорока, и учить жить направо и налево. Потому что в такие минуты он любил людей и желал передать им свой жизненный опыт, нимало не беспокоясь при этом, желал ли того ещё кто-нибудь из тех самых людей, кого он так любил.

И вот в одну из таких любвеобильных минут рядом с ним оказалась наша юная девица. И он излил на неё весь запас своих поучительных историй. А она, как человек молодой и оттого не вполне проницательный, слушала его, раскрыв рот.

И потом она несколько раз приходила к нему в контору посмотреть, как он ловко зарабатывает деньги и строит счастливую жизнь.

А он, польщённый её вниманием, пыжился и буквально вылезал из своей кожи, всячески подчёркивая, что он бизнесмен и хозяин конторы. И через это она вскоре захотела работать у него под началом и вести такую же серьёзную и деловую жизнь. И она стала просить его об этом семейном одолжении.

Но поскольку его контора занималась вполне такими будничными вещами, как перепродажа или попросту спекуляция, то надобности в молодых специалистах Виталий Альфредович Акулёнок не испытывал. Но, будучи человеком тщеславным, он не мог сказать об этом напрямую своей молодой родственнице, боясь разочарований с её стороны.