Гностикос

Представим себе треугольник, стоящий на своей вершине, который призван изобразить экзистенциальный мир самосознания. Разумеется, этот рисунок совершенно условен, но его наглядность поможет нам разобраться в деталях. Его вершина и есть Я, а весь треугольник, восходящий из этой вершины, - это оно. Мы уже говорили, что если физическая Вселенная состоит из космических тел, то только эти тела и существуют. Существование Вселенной с одновременным существованием всех ее тел и частей этих тел приводит к удвоению этой Вселенной – точно так же, как если вы, покупая прибор, получаете вместе с ним комплект всех его запасных частей, то у вас имеется фактически уже два прибора, а не один. В один момент времени существовать должно что-то одно. Это вопрос нашего языкового выбора. Допустим, что существуют только тела. Если в свою очередь все космические тела порождаются атомами, то только атомы и существуют. Если атомы порождаются квантами, то только кванты и существуют. Если кванты порождаются Дао, то только Дао и существует. Но Дао не существует в том единственном экзистенциальном смысле, который имеет значение для нас. Кого-то придется принести в жертву – или нас, или Дао. Выбирайте. Конечно, вы выбираете и то, и другое. В результате этого хитроумного решения, мы сами вводим себя в самообман. Истинное ничто превращается в фальшивый нуль. Теперь от Дао-Брахмана-Святого Духа нас отделяет нуль – дно языка.

Основание такого треугольника, который стоит на своей вершине, является бесконечно малой величиной - математической точкой. Но в действительности, наш мир покоится даже не на точке. Он покоится на том, чему нет названия, на том, что «меньше» нуля, «ниже» ничто, «тоньше» точки. Это – Дао, абсолютное ничто. Однако, нам необходима точка опоры. Должно же с чего-то все начаться. Так появляется наше Я. Но: когда говорю «Дао», – хочу преступить черту, но не могу. Когда говорю «Святой Дух», – ничего не говорю. Когда говорю «Брахман», – говорю об атмане. Когда говорю «Я», – говорю «оно».

Назовем эту фигуру «Треугольником бытия». Этот экзистенциальный мир Е содержит все объекты самосознания: все тела, все идеи и образы, все языковые элементы и все языковые конструкции из этих элементов. Все, что мыслится. Поэтому «Треугольник бытия» намного «больше», чем физический мир. Но сказанное требует уточнения. Очевидно, физические тела не находятся в нашем самосознании. Правильнее говорить об идеях тел. На этом настаивал Платон, а вместе с ним все идеалисты и материалисты. Но что представляют собой сами тела? Конечно, стул, на котором вы сидите, не находится в вашей голове. Но что такое этот стул? Совокупность атомов, которые состоят из квантов, которые состоят из Дао. В каком же смысле существует стул? И в каком смысле существуют его ножки, седалище и спинка? Целое и его части не могут существовать одновременно, в одном кванте времени. Только не говорите, что существует стул и одновременно его части. Иначе, я предположу, что вы сидите сразу на двух стульях. Удобно вам на них? Если существует целое, то не существуют его части. Именно этим целый стул отличается от сломанного стула. Куда делся целый? Целый стул больше не существует. Он остался в прошлом, в другом кванте времени. Теперь, в настоящем кванте времени существуют только его части. Но нам совсем не обязательно ломать стул, чтобы получить его части. Они уже есть в нашем самосознании, и мы с легкостью переходим от образа стула к образу любой его части, и с той же легкостью мы переходим к образу комнаты, частью которой является стул. Мы видим языком. Всякое существование оказывается функциональным. Вещью для нас. Мерцает сам язык. Мерцает наше самосознание. Именно об этом мерцании дхарм говорил Гаутама.

Счастливая догадка посетила однажды Беркли. Он стал говорить о субъективном существовании мира. Этот христианский епископ со своим «солипсизмом» даже не догадывался, что замахнулся на всю европейскую философию и на своего христианского бога. Когда он решил посетить капеллана Свифта, тот предложил ему пройти сквозь дверь. Глупый Свифт вряд ли понимал, как и сам Беркли, как далеко можно зайти с этой идеей о субъективности бытия, он просто был «реалистом».