«Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

Гитлеровские армии захватывали все большие пространства плодородных украинских и белорусских земель. Одновременно и промышленные районы Центральной России начали испытывать давление вражеских войск. Немецкая авиация неистовствовала. И хотя нас это непосредственно не затрагивало, поскольку мы находились вдали от фронта и войны не ощущали, тем более что улицы Москвы благодаря повсеместной организованности и порядку действовали успокаивающе, все же каждый из нас испытывал какую-то внутреннюю потребность по возможности скорее вырваться на фронт.

Мы с нетерпением ожидали претворения в жизнь военного соглашения. Его выполнение проходило, если так можно выразиться, через несколько стадий. Первой был пакт от 30 июля 1941 года, создавший основу для установления отношений и дальнейшего сотрудничества. Его следствием явилось военное соглашение, подписанное в Москве 14 августа 1941 года. Затем в декабре 1941 года были дополнены как июльский договор, так и военное соглашение. Это было сделано по инициативе и при личном активном участии Сикорского во время его пребывания в Москве. Завершающим шагом и как бы документальным подтверждением гарантии наших хороших отношений в настоящее время и в будущем явилась советско-польская декларация от 4 декабря 1941 года.

Возвращаясь теперь к начальному этапу нашего сближения с Советским Союзом, увенчавшемуся заключением договора, посмотрим, кому же Сикорский доверил следить за реализацией только что принятых, необыкновенно важных для нашей государственной жизни решений, которые должны были обеспечить наше будущее и почти полностью изменить наш прежний внешнеполитический курс.

Человеком, которому выпало проводить договор в жизнь, следить, чтобы он не нарушался, а выполнялся в полной мере, случайно стал профессор Станислав Кот. Именно случайно, так как он сам признавался впоследствии, что Сикорский обратился к нему с этим предложением сразу же после подписания договора 30 июля, прямо в кабинете Черчилля. Кот был так поражен предложением Сикорского, что, по его собственным словам, «просто остолбенел». Действительно, было от чего остолбенеть.

Этот выбор оказался во всех отношениях роковым. Профессор Кот не был подготовлен к такой роли ни политически, ни морально: не обладал нужным политическим опытом, совершенно не знал ни Советского Союза, ни русского языка, никогда тут не жил и обо всем советском имел лишь весьма смутное представление. Поистине все, что касалось Советского Союза, было для него терра инкогнита. Кроме того — и это самое важное, — он не понимал, в чем должна заключаться его миссия и в чем суть польско-советских отношений. Словом, Кот совершенно не понимал той роли, какую должен был играть, решительно не отдавал себе никакого отчета во всей важности поставленной перед ним задачи и возложенной на него персональной ответственности за возможные неудачи, не осознавал, что стечение обстоятельств, по воле которого он оказался на гребне волны, обязывало его укреплять взаимную дружбу, не щадить усилий для налаживания сотрудничества, основанного на взаимном уважении. Кроме того, он не имел необходимого личного авторитета и не умел его создать. Был совершенно лишен столь необходимой в данном случае способности руководить и не умел не только навязать и осуществить свою волю, но даже проследить за тем, чтобы выполнялась воля Сикорского. Наконец — не в последнюю очередь — Кот был исключительно бездарным организатором.

Имел ли Сикорский на примете кого-либо другого? К сожалению, кажется, нет. Попросту никто ни из министерства иностранных дел, ни из правительства, ни из армии не хотел идти на этот пост. Как я уже говорил, Сикорский был совершенно одинок, не умел находить людей, не умел их подбирать. Поэтому при создавшемся положении (в силу отсутствия другого кандидата) он вынужден был просить своего «друга» во имя личной дружбы поехать в Москву и проследить там за проведением его политической линии.

В итоге Кот стал руководящей фигурой на одном из самых ответственных форпостов. Вряд ли нужно особо подчеркивать, что это было не обычное поприще, как многие иные, где дела могли идти немного лучше или хуже, где послом мог быть тот или другой. От учреждения, которое отныне возглавлял Кот, от его хорошего функционирования, без всякого преувеличения, зависело будущее Польши.

В довершение всего профессор Кот не получил никакой определенной инструкции или указаний относительно будущей линии своего поведения. Он рассуждал, как сам утверждает, следующим образом:

«Находясь на посту в Москве, я не видел возможности ведения большой политики. Ведь мы там не имели в своих руках никаких козырей или рычагов для осуществления давления. Главную задачу посольства Речи Посполитой я усматривал в защите и поддержке — материальной, моральной и политической — польского населения в России, а также в оказании помощи Войску Польскому».