Я бросил прядь волос в огонь, и пламя опять стало голубым.
– Нори, – прошептал я и начал произносить заклинание.
– Проклятие! – послышалось со стороны лагеря.
– Пусти меня! – кричал Снаркс. – А не то на завтрак у нас будет жаркое из Домового!
– По моему глупому разумению, – заметил Льстивый, – этот малыш совершенно прав.
Потом все загалдели разом. Я снова обернулся к костру, но пламя уже погасло. Теперь оставалось надеяться, что мое заклинание сработало раньше, чем меня прервали. Голоса из лагеря становились все громче и громче. Кажется, кричали и мои спутники, и Семь Других Гномов. Надо было срочно пойти туда и утихомирить их.
– Ну! – сказал я, подойдя к лагерю.
– Вунтвор! – заорали они все разом и вдруг все разом замолчали. Это было более чем странно. Может, они наконец признали меня главным? Но почему они на меня так странно смотрят?
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
«Есть много определений любви. У изголодавшегося человека, жадно вгрызающегося в ножку жареного цыпленка, одно мнение на этот счет, а у цыпленка – совсем другое».
– Вунти! Наконец-то мы будем вместе! – воскликнула Эли и бросилась ко мне с такой радостью, как будто мы бог знает сколько времени не виделись.
– Нет, не будете! – величественно изрек единорог. – Я первым его увидел! – И мифическое животное тоже припустило ко мне галопом.
Я разинул рот от удивления. Что здесь происходит? Вперед выступил Гакс, волоча за собой Бракса.
– Давай! – приказал он своему подручному. Бракс подмигнул мне и забил в барабан. Гакс изо всей мочи заорал:
– Ах так! – не утерпел дракон. – Слушай же, Вунтвор!
Они вели себя все более и более странно. Гакс и Дракон опять нарушили мой запрет петь и декламировать. Я было хотел сказать свое решительное «да уж!», но не успел, потому что у меня на шее повисла Эли. В буквальном смысле! Я свалился на траву и тут же попал под настоящий град поцелуев.
– Э-э… – слабо протестовал я. – Э-э… – Промежутки между поцелуями оказались так коротки, что я не успевал выговорить полностью ее имя. Времени хватало только на один слог. – Э-э…
– Да, да, Эли! Мое имя в твоих устах звучит, как музыка, – мурлыкала она.
– Эли! – Мне все-таки удалось это произнести и даже добавить «пожалуйста», пока она опять не взялась за свое. Я сопротивлялся, но у нее оказалась железная хватка. – Пожалуйста, дай мне вздохнуть!
Она оторвалась от моих губ и виновато пробормотала:
– О, прости мою чрезмерную пылкость, милый Вунтвор. Я так по тебе соскучилась!
Соскучилась? Но ведь я не отлучался дальше края поляны! С ума они все сошли.
– Отойди от этого невинного юноши, о непристойная женщина! – потребовал великолепный густой голос. – Ты не достойна целовать его башмаки!
– Что-о? – Эли встала и сверкнула глазами на единорога.
– Именно так, – вздохнул единорог и мечтательно добавил: – И что это за башмаки! Я уже не говорю о его ногах, руках, плечах, плохо подстриженных волосах и… – Животное обессилело от нежности. – И о его коленях! – Единорог застонал, и в его стоне звучали одновременно отчаяние и страсть. – Даже говорить не могу об этом! Сама мысль доводит меня до сумасшествия!
Но Эли как раз могла и хотела поговорить:
– Не достойна целовать башмаки? Да знаешь ли ты, что я – одна из самых популярных актрис Вушты?
– Именно поэтому, – сухо ответил единорог.