Гобелен

– И вполне преуспела. Помимо монаршего внимания, графиня завоевала сочувствие почти всех придворных, каковое сочувствие имеет оборотную сторону – недовольство правителем. Впрочем, побег Нитсдейла избавил его величество от большой проблемы. – На лице секретаря появилась – и не сразу исчезла – грустная улыбка. – Я не шучу. Некто слышал слова короля: дескать, графиня оказала ему огромную услугу, каких не оказывала ни одна женщина в христианском мире. Подозреваю, что казнь мужа оскорбленной женщины ослабила бы популярность его величества, и без того не слишком высокую.

Мозли снова вздохнул. К черту монарший гнев, направленный не столько на доверчивых йоменов, сколько на прелестную хрупкую валлийку, чья любовь к мужу вынудила ее рискнуть абсолютно всем! Король, похоже, разделяет мнение и своего секретаря, и сэра Мозли – лучшим решением проблемы было бегство Нитсдейла.

– Знаю, вам следует дождаться официальной бумаги, сэр Мозли, однако хочу сообщить уже сейчас: лорды Уиддрингтон, Нэрн и Карнуорт удостоились королевского снисхождения. Его величество уже подписал приказы о помиловании.

Мозли издал невольный вздох облегчения.

– А что насчет Кенмура и Дервентуотера? – с надеждой спросил он.

Секретарь качнул головой.

– Увы, для этих двоих помилования не будет. Не было бы его и для Нитсдейла. Надеюсь, прозорливый граф уже плывет во Францию, к своим обожаемым католикам, – ибо за его голову назначено внушительное вознаграждение.

Мозли быстро забыл о графе – в конце концов, тот спасен. Если у жены его достало смекалки, чтобы вызволить супруга из самой неприступной английской крепости, провести под носом у целого отряда йоменов, уж конечно, она сумеет и дальше обеспечивать графу безопасность.

Нет, грустные мысли лорда-коменданта были теперь с двумя оставшимися узниками, которым предстояло принять жестокую смерть. Дервентуотер почти не сомневался, что его помилуют. Он – англичанин, а не шотландец; сказочно богат и очень влиятелен. Уж наверное, думал Дервентуотер, королю он нужнее живым, его новоиспеченная преданность пригодится на северных рубежах.

– Надо будет сказать лорду Дервентуотеру, чтоб готовил предсмертную речь, – пробормотал Мозли на выходе из дворца. – Не думаю, что он уже взялся за это дело.

Секретарь пожал плечами.

– Казнь назначена на сегодня, на десять утра.

Мозли кивнул. Оставалось пять часов.

* * *

Стражники явились заранее, ходили кругами, балагурили со зрителями, удерживали толпу на положенном расстоянии от эшафота. К нему вел коридор, завешанный черной тканью – чтобы смертников никто не видел на их самом долгом пути.

Джейн отвела глаза от зловещего коридора, стала смотреть на эшафот, также затянутый черной саржей. Доски настила терпеливо дожидались своих жертв, в то время как вокруг нарастало волнение. Скоро все внимание собравшихся сконцентрируется на эшафоте. Чтобы убить время, Джейн представляла эшафот разумным существом, ухмыляющимся при виде узника, который не спешит рухнуть на колени.

Начался очередной приступ тошноты. Просить Уильяма избавить ее от зрелища было бесполезно. Джейн могла сколько угодно симулировать обморок или биться в истерике, могла даже выбежать из каморки – ее всюду, при любых обстоятельствах преследовали бы слова графа: это наш долг, мы обязаны смотреть, как станут умирать Дервентуотер и Кенмур.

– Первым идет Дервентуотер, – выдавил Уильям. Джейн еще не слышала, чтобы он заикался. Голос графа вернул Джейн в кошмарную действительность – она снова остановила взгляд на деревянном помосте, куда молодой английский аристократ вышел из черного коридора и где остановился, бледный и внешне спокойный.

Дервентуотер развернул бумажный свиток и стал читать вслух. Все, что он имел сообщить, заняло, по подсчетам Джейн, не больше минуты. Слов, конечно, слышно не было. Беспомощно Джейн наблюдала, как черную саржу сняли с плахи, как шагнул к ней молодой красавец. Наклонился, осмотрел плаху, даже потрогал.

В душе нарастал ужас. Снова закружилась голова. Джейн чувствовала, что ритм дыхания изменился и у «хозяйки»; если уж быть точным, бедняжка Уинифред едва дышала. Грудная клетка превратилась в силок для воздуха, самой Джейн было больно вдыхать. С извращенным любопытством она смотрела, как Дервентуотер вручает бумагу шерифу Лондона, предварительно обменявшись с палачом несколькими словами и указав на плаху высотой в шесть дюймов.

* * *

С того дня он повесил нескольких человек (все они были негодяи и преступники), так что успел привыкнуть к новой работе, в известном смысле зачерстветь душой. Попытки приговоренных уцепиться за жизнь не трогали его. Однако до третьей недели февраля тысяча семьсот шестнадцатого года ему не приходилось рубить головы.

Значит, сегодняшний день станет проверкой.