Гобелен с пастушкой Катей

Вдруг однажды он приезжает в Павлово-Посад и говорит Нинке такую вещь. Что познакомился в Москве с девушкой, у той много денег, привезла из-за границы, давай вот что сделаем. Он будто бы потеряет паспорт, потом восстановит его без штампа о браке у себя в Шерстобитово, и будет, как холостой. Он женится, они построят кооперативную квартиру на женины деньги, а потом он с ней разведется и квартиру разменяет. И будут они все жить в Москве, чем плохо?

Сестра Нинка поплакала и согласилась, а куда деваться? Если Виктору что-то в голову зашло, то возражать бесполезно. Так и сделали.

(В процессе гнусного рассказа Верочка была уже на этом свете не жилица…)

Прошло шесть лет. Виктор жил в Москве, но к семье исправно приезжал, вроде бы навещал регулярно старушку-маму. Говорил, что сразу развестись нельзя, а то прописку аннулируют, надо ждать три года.

А тут у Нинки подошла на комбинате очередь на жилплощадь. Ей с Галкой дадут только однокомнатную квартиру, они однополые, хоть Галке и 11 лет, но это для них всё равно, считается, что женщина с ребенком. А если с Виктором вместе, то, конечно, две комнаты. Нинка и решила, что хватит ждать журавля в небе, надо хватать синицу.

(Верочка сильно плакала, но рассказывала дальше.)

Вот они с сестрой и решили, что надо всё рассказать Викторовой новой жене. Хватит в молчанку играть, она жена ненастоящая, пусть не думает, хотя и не виновата. И Виктору довольно жить на стороне и невесть чего ждать, надо возвращаться к семье, к дочери, получать двухкомнатную квартиру. Если не захочет, так его, голубчика, можно упечь за двоеженство, статья есть такая. А лучше всего решить дело миром, так сеструха Нинка думает. Затем они к ней и едут, она сейчас у него живет, приехала нарочно, чтобы с Верой, потолковать, ей документы показать.

Вся в слезах и соплях, Верочка не видела, куда её ведут. Только на лестнице в подвал она удивилась и спросила, зачем это…

Но тут Лешка (она так и не выяснила, как зовут его) церемониться не стал, просто завел ей руку за спину и впихнул в подвал. И дверь за ней закрыл на ключ.

Естественно, никакой сестры Нинки в подвале не оказалось, было темно, как в склепе, холодно и страшно.

Так, ничего не понимая, Верочка очутилась в подвале. Она кричала, стучала в дверь, но всё напрасно. Постепенно она освоила помещение, обнаружила в конце небольшого коридора исправный туалет с раковиной (вода шла только холодная), зато там оказался выключатель и мерзкая лампочка дневного света, хоть не всё в темноте.

Ещё в коридоре была кое-какая мебель, несколько деревянных и картонных ящиков и четыре плотных стопки газеты «Социалистическая индустрия» за 1985 год.

В первый же день заключения Вера забыла завести часы, они, конечно, встали, и бедняжка потеряла счет времени, даже перепутала день с ночью.

Далее жизнь у неё пошла вообще бредовая. Где-то раз в сутки Лешка бесшумно приоткрывал дверь и бросал на пол (вот скотина!) буханку серого сельского хлеба.

Сколько раз Верочка хотела подстеречь этот момент, но никак не получалось, потому что основное время она проводила в санузле, куда принесла старый венский стул, чтобы при тусклом свете читать проклятую «Социалистическую индустрию».

Она очень скоро поняла, что, если не читать, а просто сидеть и думать, то быстро спятишь! И спала она там же, в конце коридора на ящиках, почему-то было у санузла не так холодно. Сколько дней прошло с начала заточения, Верочка уже и не представляла.

(Надо отметить: железный у девушки организм, другая бы давно в таких условиях отдала концы.)

Но вот в подвал триумфально ворвалась подруга Малышева и, увидев бедную Верочку, насмерть испугалась и грохнулась без памяти. То-то были для Веры несколько упоительных минут, ей показалось, что подруга умерла на месте.

В ответ я рассказала подробно свою историю, однако ситуация ни на йоту не прояснилась. За каким чертом и по чьему наущению Лешка заманил Верочку в подвал, так и осталось непонятным. С моим заключением туда же дело обстояло несколько яснее. По всей видимости, Алексей запер меня исключительно с перепугу, чтобы не болталась под ногами со своими слишком горячими догадками.

После продолжительной беседы с Верочкой во мраке подвала у меня начало складываться мнение, что подруга действительно малость тронулась умом, невзирая на «Социалистическую индустрию».

Более всего её почему-то занимал вопрос, существует ли сестра Нинка на самом деле и насколько правдивы Лешкины байки. Мысли у Верочки постоянно вращались вокруг этой темы, почти заслоняя всё остальное.

Я же с самого начала решила, что душераздирающая история ничто иное, как блеф, хорошая приманка для завлечения легковерной дурёхи в Лешкин подвал.

Правда, отменная осведомленность сочинителей о Верочкиной жизни наводила на неприятные выводы, которыми я с подругой делиться не стала, щадя её без того болезненное состояние.