Гобелен

— Копия «Книги Страшного суда» Бакингемшира и Уилтшира, — сказала она, усаживаясь на диван рядом с Мадлен. — Моя коллега из Центра изучения генеалогии — эксперт по «Книге Страшного суда». Она показала мне несколько отрывков, в которых говорится о женщинах, занимавшихся торговлей вышивками.

Она открыла том Бэкингемшира на заложенной странице и протянула его Мадлен.

В отрывке, на который указала Джоан, шла речь о женщине по имени Элвид. По распоряжению шерифа она получила землю в благодарность за то, что научила его дочь искусству вышивания.

— Получение земли было первым шагом к получению семейной фамилии, — сказала Джоан. — Как мы уже говорили, вышивка на языке саксов звучит как «борда». Бродье и Бродер являются производными от этого слова.

Мадлен открыла второй том на странице, помеченной Джоан, и сразу же увидела имя Леофгит. Она затаила дыхание. Женщина по имени Леофгит владела землей в деревне под названием Нук в Уилтшире. Мадлен не могла оторвать взгляда от строки, где было написано: «Леофгит делала и делает золотую вышивку для короля и королевы».

— Имеется в виду самая сложная вышивка золотом для королевских и церковных одеяний, — пояснила Джоан. — Такие дорогие материалы доверяли только самым искусным вышивальщицам.

— Королевская паутина, — сказал Николас. — Так на языке англосаксов называлась тонкая ткань.

— Королевская паутина, — повторила Мадлен, думая о том, что это слово прекрасно описывает то, чем она была так сильно очарована. Словно ее путешествие, как сказала Ева, проходило по мистической и невероятно сложной паутине.

— Я думаю, что Леофгит — мой предок, — просто сказала Мадлен. А потом объяснила, почему она так думает.

Реакция Джоан была более впечатляющей, чем реакция Николаса, — она совершенно не обиделась на Мадлен за то, что та так долго скрывала от нее тайну дневника. Более того, Джоан все поняла правильно.

— Замечательно, Мадлен! Знаешь, дневник появился очень вовремя — тебе было на чем сосредоточиться в последние несколько месяцев. Такое впечатление, что это подарок специально для тебя. Я ужасно рада!

Мадлен нахмурилась, пытаясь связать последние узелки паутины. Если Леофгит владела землей в Нуке, то когда она покинула Вестминстер? То, что Бродье — а потом Бродеры — оказались в Семптинге, не вызывало особых сомнений, ведь Кентербери являлся центром искусств и литературы в средневековой Англии, что и привело семью сюда. Кроме того, родственники Леофгит были выходцами из Кентербери — именно там она встретилась с Джоном и Одерикусом, там впервые увидела королеву Эдиту.

Джоан принялась задавать многочисленные вопросы о Леофгит. Казалось, ее куда больше заинтересовала судьба вышивальщицы, научившейся письму, чем политические интриги, о которых она писала.

— Весьма необычно — да ты и сама это понимаешь, Мадлен, — чтобы женщина такого статуса, как Леофгит, сумела добиться столь поразительных результатов. И я вдвойне рада, что ее дневник попал в руки женщины, а не одного из ученых мужей, которые будут теперь исследовать его с особым рвением.

— Мне стоит посчитать ваши слова оскорблением! — рассмеялся Николас. — Мои коллеги непредвзято относятся к полу исторических фигур. В академическом смысле, естественно.

Они беседовали до тех пор, пока Дон не начал зевать — он единственный во всей компании не был историком — и, извинившись, заявил, что ему пора спать.

Николас предложил проводить Мадлен домой. Когда они прощались, Джоан поцеловала ее, и Мадлен прочитала в ее глазах надежду на то, что она вернется в Кентербери. Вероятно, в сознании Джоан это было как-то связано с Николасом, и Мадлен ощутила глубокую печаль.

— Я буду поддерживать с вами связь, — сказала она, сжимая руку Джоан.

Они шли по центру Кентербери, мимо собора с высоким золоченым шпилем. Николас казался погруженным в глубокие размышления. Мадлен искала какую-нибудь тему для беседы, но печаль не отпускала ее, сжимая горло и затуманивая разум.

— Ты сказала, что тебе осталось перевести последнюю запись в дневнике и что ты ее скопировала, верно? — наконец спросил Николас.

— Да. Я не сумела тогда… наверное, я сделаю перевод, когда вернусь домой.

— Ты боишься закончить работу над дневником?

— Да, пожалуй.

Проницательность Николаса ее не удивила — это его качество особенно привлекало Мадлен.

— Хм.

«И что это значит?» — подумала Мадлен.

— Ты уже связался со своим другом из Британской библиотеки? — спросила она.

Николас не упоминал об этом вплоть до своей шутки о непредвзятости у Джоан.

— Да. Он очень заинтересовался и рассказал мне об открытии, сделанном в конце девятнадцатого века в церкви Фолкстоуна, неподалеку от Кентербери. Во время Реформации в северную стену алтаря был замурован гроб — в нем находились останки принцессы саксов. Известно много подобных историй — как ты знаешь, существовал средневековый культ мощей. Любая церковь, объявлявшая о том, что в ней имеются мощи святого, получала покровительство пилигримов.

— Однако мотивы Иоганнеса Корбета были иными — ведь никто не знал о том, что он сделал.