Гобелены Фьонавара

К удивлению Дэйва, Ивор предоставил Дире вести собрание. Торк кратко пояснил, шепотом: первое племя, единственное из всех, никогда не перемещалось по Равнине, Келидон был их постоянным домом. Они оставались здесь, в центре Равнины, получали и передавали послания через гонцов-обри от всех племен, хранили историю народа дальри, снабжали племена шаманами и всегда руководили собраниями здесь, в Келидоне. Всегда, даже в присутствии Авена. Так было во времена Ревора, и так было сейчас.

«С абстрактной точки зрения это имело смысл», – думал Дэйв, но сейчас, сразу после напряжения битвы, он с трудом терпел Диру и его медлительность.

Дира дребезжащим голосом произнес не слишком связную речь, то оплакивая погибших, то вознося хвалу победителям, потом наконец передал слово Ивору. Отец Левона встал и рассказал, чтобы просветить Ра-Теннеля об их невероятной, дикой скачке через пол-Равнины, продолжавшейся ночь и день, чтобы опередить войска Могрима и первыми подойти к реке.

Его сменил правитель Данилота, который, в свою очередь, рассказал, как он заметил армию Тьмы, переправлявшуюся через Андариен; как зажег свой магический кристалл на Атронеле, чтобы послать предостережение в Парас Дервал, и отправил двоих гонцов на великолепных ратиенах предупредить дальри, и, наконец, повел собственную армию из безопасной Страны Теней на битву у Адеин.

В его голосе звучала музыка, но ноты были рождены печалью. Погибло очень много пришедших из Данилота, с Равнины, а также из Бреннина, так как пятьсот воинов Мэбона из Родена сражались в самой гуще битвы.

Казалось, что эта битва полностью проиграна, несмотря на все проявленное ими мужество, пока не протрубил Рог. И поэтому Дэйв, которого здесь, на Равнине, называли Дэйвором, встал по просьбе Ивора и рассказал свою собственную историю: как услышал внутренний голос, напомнивший ему о том, что он носит с собой (в его памяти этот голос продолжал звучать, как голос Кевина Лэйна, упрекнувшего его за то, что он так медленно соображает), и как он протрубил в Рог Овейна изо всех еще оставшихся у него сил.

Все они знали, что произошло потом. Видели призрачные фигуры в небе, Овейна, и королей, и ребенка на белом коне. Видели, как они спустились с огромной высоты, убивая черных лебедей из выводка Авайи, цвергов, ургахов, волков Галадана… а затем без остановки и без разбора, без жалости и отсрочки обрушились на альвов и людей Равнины и Бреннина.

Пока не явилась Богиня и не крикнула: «Вложи свой меч в ножны, Небесный король!», и только одному Дэйвору, который протрубил в Рог, было известно о том, что происходило после этого до рассвета. Он рассказал, как проснулся на кургане, как узнал, что это за курган, как Кинуин предупредила его, что не сможет вмешаться, если он еще раз протрубит в Рог.

Больше он им ничего не сказал и сел на место. Ему вдруг пришло в голову, что он только что произнес речь. Еще не так давно сама мысль об этом его бы парализовала. Но не сейчас и не здесь. Слишком многое поставлено на карту.

– Хвала Ткачу и ярким нитям на его Станке! – еще раз нараспев произнес Дира, поднеся обе сморщенные руки к лицу. – Я объявляю сейчас, перед всеми собравшимися, что отныне почетной обязанностью первого племени будет уход за этим курганом и совершение всех поминальных обрядов, чтобы он всегда оставался зеленым, и чтобы…

Дэйв почувствовал, что сыт всем этим по горло.

– А вы не думаете, что, если Кинуин смогла воздвигнуть курган и собрать всех убитых, она сможет поддерживать его зеленым, если захочет?

Тут Дэйв вздрогнул, потому что Торк сильно лягнул его в ногу. Последовало короткое неловкое молчание. Дира бросил на Дэйва неожиданно проницательный взгляд.

– Я не знаю, как поступают в подобных случаях в том мире, откуда ты прибыл, Дэйвор, и не взял бы на себя смелость комментировать ваши обычаи. – Дира помолчал, чтобы слова как следует дошли до слушателей, потом продолжал: – Точно так же вряд ли тебе подобает давать нам советы насчет нашей собственной Богини.

Дэйв почувствовал, что краснеет, резкий ответ так и просился к нему на язык. Но он сдержался усилием воли и был вознагражден, услышав голос Авена:

– Он видел ее, Дира; он дважды разговаривал с Кинуин и получил от нее подарок. Он, а не ты и не я. Он имеет право говорить и даже обязан это делать.

Дира обдумал это, затем кивнул.

– Это правда, – спокойно признался он, к удивлению Дэйва. – Я беру свои последние слова обратно, Дэйвор. Но знай: если я говорю об уходе за курганом, то это знак уважения и признательности. Не затем, чтобы заставить Богиню что-то сделать, а чтобы поблагодарить ее за то, что она уже сделала. Разве в этом есть нечто неподобающее?

После чего Дэйв горько пожалел, что вообще открыл рот.

– Прости меня, вождь, – еле проговорил он. – Конечно, нет. Я испытываю тревогу и нетерпение, и…

– И не без причины! – проворчал Мэбон из Родена, приподнимаясь на своем ложе. – Нам надо принять решение, и будет лучше, если мы приступим к делу побыстрее.

Раздался серебристый смех.