Гобелены Фьонавара

Флидас ощущал тишину как смертельный груз, придавивший его к земле. Он никогда не слышал в Пендаране подобной тишины. Ни один листок не шелестел, ни один дух не издавал шепота; силы леса молчали, словно зачарованные, в благоговейном оцепенении. У Флидаса возникло абсурдное чувство, что даже звезды над поляной перестали двигаться и сам Станок молча застыл в неподвижности, а руки Ткача замерли.

Он опустил взгляд на свои собственные дрожащие руки, а потом медленно встал, ощущая это движение как возвращение во время из совершенно другого мира. В тишине он подошел и встал рядом с человеком в центре поляны.

Ланселот с трудом сел, согнув колени и свесив голову между ними. Левая рука бессильно повисла. Траву обрызгала темная кровь, которая все еще текла из полудюжины ран. На его плече виднелся сильный ожог, открытая рана, в том месте, которым он попал в тлеющую яму от удара молотом. Подойдя ближе, Флидас увидел еще один ожог, и ему стало больно дышать.

Там, где рука человека, прежде такая красивая, сжимала молот Курдадха, кожа на ладони почернела и слезала толстыми полосками сожженной плоти.

– Ох, Ланселот! – пробормотал андейн. У него получилось почти неслышное хриплое карканье.

Человек медленно поднял голову. Его глаза, затуманенные болью, встретились с глазами Флидаса, а потом – невероятно, но слабый намек на улыбку приподнял уголки его губ.

– Талиесин, – шепнул он. – Мне показалось, что я тебя заметил. Мне очень жаль… – Он охнул и опустил взгляд на обожженную плоть ладони. Потом отвел взгляд и продолжил: – Мне очень жаль, что я не смог как следует поздороваться с тобой еще раньше.

Флидас молча покачал головой. Он открыл рот, но слова не шли. Он прочистил горло и попытался еще раз, официальным тоном:

– Многие века говорили, что не было равных тебе рыцарей на земле в твои дни. Тот, с кем ты бился сегодня, не был смертным, и его невозможно было победить. Я никогда не видел ничего подобного и больше не увижу. Что я могу предложить тебе, господин мой Ланселот?

Глаза смертного, казалось, прояснились, глядя на него.

– Твое молчание, Талиесин. Мне необходимо твое молчание о том, что здесь произошло, чтобы все миры не узнали о моем позоре.

– Позоре? – голос Флидаса сорвался.

Ланселот поднял голову и посмотрел на высокие звезды над головой.

– Это был поединок, – тихо ответил он. – И я попросил помощи у мальчика. Это будет пятном позора на моем имени на все грядущие времена.

– Во имя Святого Станка! – возмутился Флидас. – Что это за идиотизм? А как насчет деревьев и сил леса, которые помогали Курдадху и теснили тебя внутрь поляны? Как насчет поля боя, где сила демона была большей, чем в любом другом месте? Как насчет темноты, в которой он мог видеть, а ты нет? Как насчет…

– Все равно, – пробормотал Ланселот, и пронзительный голос маленького андейна смолк. – Все равно. Я попросил помощи в поединке.

– Разве это так ужасно? – спросил новый голос.

Флидас обернулся. Дариен вышел вперед от края поляны. Теперь его лицо было спокойным, но Флидас все еще видел тень страдания, исказившего лицо мальчика, когда он закричал.

– Мы оба погибли бы, – продолжал Дариен. – Почему это так ужасно – попросить о такой малости?

Ланселот повернулся и посмотрел на него. Несколько мгновений было тихо, потом он ответил:

– За исключением одного – любви, за которую я буду вечно искупать вину, я служил Свету всеми своими поступками. И в этом служении победа, завоеванная с помощью орудия Тьмы, не считается победой.

Дариен отступил на шаг назад.

– Ты имеешь в виду меня? – спросил он. – Это я – орудие…

– Нет, – тихо ответил Ланселот. Флидас почувствовал, как к нему возвращается холод страха, когда он посмотрел на мальчика. – Нет, я имею в виду то, что я сделал.

– Ты спас мне жизнь, – сказал Дариен. Это прозвучало как обвинение. И он больше не приближался.

– А ты – мне. – Голос звучал так же тихо.

– Почему? – вдруг крикнул Дариен. – Почему ты это сделал?

Человек на мгновение прикрыл глаза, затем снова открыл.

– Потому что твоя мать попросила меня, – просто ответил он.

И при этих словах Флидас снова услышал шелест листьев. Сердце у него сжалось от грусти.

Дариен стоял, словно готовился бежать, но он еще не двигался.

– Она знала, что я собираюсь идти к отцу, – сказал он, уже не так громко. – Она тебе сказала? Ты знаешь, что спас меня, чтобы я это сделал?

Ланселот покачал головой. Он произнес громче, хотя это явно потребовало от него усилия:

– Я спас тебе жизнь, чтобы ты шел своей дорогой.

Дариен рассмеялся. Этот смех вонзился во Флидаса, словно кинжал.

– А если она ведет на север? – холодно спросил мальчик голосом, внезапно ставшим взрослым. – На север, во Тьму? К Ракоту Могриму?

Глаза Ланселота остались спокойными, а голос звучал совершенно хладнокровно.

– Значит, она ведет туда по твоему выбору, Дариен. Только так мы не становимся рабами: если можем выбирать, куда нам идти. Без этого все превращается в насмешку.

Воцарилось молчание, прерванное, к ужасу Флидаса, новым смехом Дариена, одиноким, горьким, растерянным.