Гобелены Фьонавара

Такими были ее мысли в ту секунду, когда Финн в небе повернул свою лошадь прочь от остальных и поскакал на юг. Ким прижала ладони ко рту; она услышала, как Джаэлль ахнула и что-то прошептала. Но не расслышала, что именно.

Зато она услышала, как Овейн громко закричал вслед Финну. Небесные короли взвыли. Финн боролся со своей лошадью, которая среагировала на крик Овейна. Она пятилась и лягалась в небесной вышине, била копытами. Но Финн не уступал: пытаясь усидеть на лошади, он натягивал поводья, заставляя ее двигаться на юг, прочь от королей, от Овейна, от крови грядущей Охоты. Снова Джаэлль что-то пробормотала, и в ее голосе прозвучало душевное страдание.

Финн ударил пятками строптивую лошадь. Она заржала с яростным вызовом. Вопли королей напоминали вой зимнего ветра. Они были дымом и туманом, они держали огненные мечи, они были смертью в краснеющем небе.

Затем их завывания изменились. Все изменилось. Ким громко вскрикнула от бессильного ужаса и жалости. Потому что ускакавшая на некоторое расстояние к западу, к заходящему солнцу, Иселен сбросила своего наездника, как нимфа Имрат сбросила своего, но не из любви к нему.

И Финн дан Шахар полетел с огромной высоты, переставая быть тенью и дымом, а снова становясь мальчиком, смертным, еще в падении обретая свой прежний облик, ударился о твердую землю равнины и остался лежать неподвижно.

Никто не остановил его падения. Ким смотрела, как он несся к земле, и увидела его лежащим на ней бесформенной грудой, и перед ней возникло яркое, мучительное видение той зимней ночи у Пендаранского леса, когда блуждающий огонь, который она носила, разбудил Дикую Охоту.

«Я здесь», – сказал тогда Финн Овейну, нависшему над Ким на своем черном коне. И вышел вперед, и сел на белую Иселен, и изменился, сам стал дымом и тенью. Ребенок во главе Охоты.

Теперь уже нет. Он больше не был всадником на Иселен, несущимся по небу среди звезд. Он снова стал смертным, упавшим с неба, вероятнее всего – мертвым.

Но его падение кое-что означало или могло означать. Видящая душа Ким ухватилась за этот образ, и Ким вышла вперед, чтобы сказать об этом вслух.

Но Лорен опередил ее, к нему пришла та же мысль.

Высоко подняв посох в воздух, он посмотрел на Овейна и семерых королей. Короли громко стонали, повторяя снова и снова одни и те же слова, и звуки их голосов, словно ветер, свистели над Андариен.

– Всадник Иселен потерян! – кричала Дикая Охота в страхе и отчаянии, и, несмотря на все свое горе, Ким ощутила трепет надежды, когда Лорен своим голосом заглушил вопли королей в воздухе.

– Овейн! – крикнул он. – Ребенок снова потерян, вы не можете скакать! Вы не можете охотиться в небесных просторах!

Позади Овейна и его черного коня короли Дикой Охоты в бешенстве кружились на месте. Но Овейн остановил черного Каргайла над головой Лорена, и, когда он заговорил, его голос звучал холодно и безжалостно.

– Это не так, – сказал он. – Мы свободны. Сила призвала нас и дала нам силу. Здесь нет никого, кто может повелевать нами! Мы будем скакать и утолим горечь потери кровью!

Он поднял меч, его клинок загорелся красным огнем и поднял черного, как ночь, дикого Каргайла на дыбы высоко над ними. Завывания королей из горестных превратились в яростные. Они перестали испуганно кружить в небе, а выстроили своих серых коней за спиной Овейна.

«Значит, все было напрасно», – подумала Ким. Она перевела взгляд с Охоты на изуродованное тело Финна, лежащее на земле. Этого оказалось недостаточно. Его падения, гибели Дариена, Диармайда, смерти Кевина, свержения Ракота. Всего этого оказалось мало, и теперь Галадан сможет наконец осуществить свое заветное желание. Белая Иселен, без всадника, металась по небу позади Охоты. Восемь мечей сверкнули, освобождаясь из Ножен, девять коней забили копытами, Охота приготовилась скакать сквозь закат во Тьму.

– Слушайте! – воскликнул альв Брендель.

И Ким одновременно услышала пение, доносящееся с каменистой земли за их спинами. Еще не успев обернуться, она уже знала, кто это должен быть, так как узнала голос.

По опустошенной долине Андариен, меряя землю огромными шагами, шел параико Руана, чтобы обуздать Дикую Охоту, как это некогда сделал Коннла.

Овейн медленно опустил свой меч. За его спиной в небе замолчали короли. И в этой тишине все услышали слова, которые пел Руана, приближаясь к ним:

То пламя пробудится ото сна,
И призовет правителей тот рог,
Хоть чаша горя выпита до дна,
Никто их в рабстве удержать не смог –
Тех, кто скакал из Крепости Овейна,
Кого ребенок вел, трубивший в этот рог.

И вот он оказался среди них, напевая своим низким голосом, над которым не властно время. Он вышел вперед, к краю обрыва, прошел мимо Лорена и остановился, глядя на Овейна, и песнь его смолкла.

Среди общего молчания Руана крикнул: