Гобелены Фьонавара (сборник)

– Больше уже нет, – прошептала Исанна. Оказалось, что говорить ей отчего-то очень трудно.

– Возможно. Впрочем, это не мое дело. Я соткал для нее Гобелен, Видящая. Отпусти же меня, освободи от этого огня. – Его лицо было сейчас совсем близко, льдистые глаза странно, нечеловечески светились.

Исанна кивнула.

– Я же обещала. Давно пора было освободить тебя… Ты же знаешь, почему был так мне нужен, ведь знаешь, правда? – В ее голосе слышалась мольба.

– И все равно я не могу простить тебя.

– Но ведь ты понимаешь, почему я так сделала?

Снова надолго воцарилось молчание. Потом ЭйлАвен сказал:

– Да. Я понимаю. – И если бы кто-то мог услышал его в эти мгновения, то решил бы, что в этом ледяном голосе звучит некая приглушенная нежность. – Я понимаю, почему ты связала меня.

Исанна опять заплакала; слезы блестели у нее на ресницах, стекали по морщинистым щекам. Но спина оставалась прямой, голова была высоко поднята, и звонко прозвучали ее последние слова:

– Что ж, я больше не держу тебя! Отныне ты свободен. И от меня, и от огня банниона. Свободен отныне и навсегда! Laith derendel, sed bannion. Echorth!

И при этих звуках магического заклятия из уст ЭйлАвена вырвался высокий, пронзительный вопль – то была не просто радость долгожданного освобождения, но нечто значительно большее; и вопль этот был почти за пределами возможностей человеческого уха. А кольцо с красным камнем как бы само собой соскользнуло с пальца Бога и упало к ногам Исанны.

Она опустилась на колени, чтобы поднять кольцо, а когда распрямилась, то сквозь пелену застилавших глаза слез увидела, что ЭйлАвена уже нет с нею рядом, а над озером снова кружит чудовищный смерч.

– ЭйлАвен! – крикнула она ему вслед. – Прости меня, ЭйлАвен, если можешь! Прости и прощай!

Вместо ответа он лишь ускорил свое вращение, еще более дикое, вольное и необузданное, чем прежде, а потом, достигнув середины озера, скрылся в пучине вод.

Но та, что слышала последние слова ЭйлАвена и видела, что было потом, страстно молилась про себя, желая навсегда запомнить это, и ей показалось – а может, она просто это себе вообразила? – что в тот самый миг, когда Бог воды должен был исчезнуть в глубинах озера, он все же выкрикнул в знак прощания ее имя – ясным ледяным голосом отныне навсегда свободного существа.

И, упав на колени, Исанна обхватила Ким обеими руками и стала баюкать ее в объятиях, как мать баюкает свое дитя.

Прижимая к себе девушку и глядя ослепшими от слез глазами на пустынную гладь озера, она не заметила, как из-за выступа скалы у нее за спиной выглянул темноволосый и темнобородый человек и довольно долго смотрел на них с Кимберли. Он подождал, пока Исанна немного не пришла в себя и, взяв кольцо с красным камнем, которое так долго носил на своем пальце ЭйлАвен, не надела его осторожно на правый безымянный палец Ким. Кольцо отлично подошло по размеру – как и видела это в своих снах Исанна.

И тогда прятавшийся за скалой чернобородый человек повернулся и, так никем и не замеченный, пошел прочь. И в походке его не было и намека на хромоту.

В ту весну ей исполнилось семнадцать, и она еще не успела привыкнуть к тому, что мужчины называют ее красавицей. В детстве она и правда была очень хорошенькой, но подростком стала похожа на неуклюжего жеребенка – длиннорукая, длинноногая, с вечно исцарапанными коленками, вся в синяках после мальчишески буйных игр в садах Ларэй Ригал, хотя игры эти считались абсолютно не подходящими для юной принцессы и наследницы престола. Особенно после того, как на охоте погиб Марлин. Именно тогда она и стала наследницей Трона Из Слоновой Кости. Она едва помнила ту торжественную церемонию, которую, впрочем, постарались провести как можно скорее, настолько сильно она была потрясена смертью брата. В тот день у нее ужасно болела коленка (два дня назад она здорово грохнулась о землю), а на отца было просто страшно смотреть. Ну а потом коленка зажила и никаких падений на землю больше не было, потому что пришел конец ее веселым играм в садах и на берегу озера, неподалеку от Летнего дворца. Она научилась обуздывать себя, постаралась приспособиться к распутным нравам Двора, а со временем стала и достаточно милостиво обходиться с поклонниками и бесконечными «женихами», ибо действительно очень похорошела и становилась настоящей красавицей – Темная Роза Катала, Шарра, дочь Шалхассана.

Но гордости в ней по-прежнему было хоть отбавляй, как и у всех в ее роду, и волей она обладала достаточно сильной – совсем уж редкое качество среди изнеженной знати Катала, однако вполне естественное у нее, истинной дочери своего отца. И в душе Шарры все еще вспыхивали порой искры затаенного протеста против тех требований, которые предъявляло ей положение наследницы престола, и тех бесконечных обрядов и ритуалов, которые попросту мешали ей жить.