Гоблин осатаневший

Второй, зеленоглазый светловолосый мальчишка моложе даже самого Калибана, тоже пытался вести себя мужественно, но, увидев перед глазами ствол сорок пятого калибра, пал на колени и взмолился о пощаде. Удар пули в грудь опрокинул его на спину. Немец постарше, взревев от ярости, кинулся на Калибана с кулаками, но, получив пулю в лоб, ткнулся лицом в грязную лужу под ногами своего убийцы.

— Извольте! — бросил Док капитану Вилеру. — Я выполнил за вас грязную работу, для которой кое у кого кишка тонка.

Вилер побелел от злости, но смолчал. Они отправились искать лазейку сквозь немецкие позиции. Неожиданно Калибан застыл как вкопанный и — впервые из трех случаев за всю его будущую долгую жизнь, а он вел им счет — разревелся навзрыд. Истерика продолжалась с четверть часа; затем приотставший Док побрел дальше один. Уже в виду американских окопов он был обстрелян. Пули свистнули совсем рядом, но Калибан увернулся, сделал круг по-пластунски и накинулся на притаившегося за бугорком противника. Им оказался капитан Вилер.

Юноша выхватил у капитана винтовку. Вилер снова пригрозил ему трибуналом, на сей раз — за нападение на старшего по званию. Калибан, выразив сильное сомнение в том, что покойники могут выдвигать обвинения, ткнул Вилера лицом в грязь и держал так, пока тот не затих.

Тогда Док и встретил впервые отцов своих нынешних друзей Берни и Пончо. Оба они — Риверс в чине полковника, Симмонс в чине майора — сами только что бежали из немецкого плена и оказались на месте происшествия как раз вовремя, чтобы заметить все, начиная с попытки Вилера подстрелить Калибана. Сперва свидетели вели себя несколько настороженно, хотя и понимали, что капитан Вилер сам спровоцировал младшего по званию на крайность.

Калибан чистосердечно поведал им все с самого начала, уверенный, что уж теперь-то непременно угодит под трибунал. Но эти два новых офицера оказались отнюдь не меднолобыми солдафонами, не рабами уставов — сами постоянно попадали в неприятности за всяческие нарушения и длинный язык. Они посоветовали Калибану выбросить из головы встречу с Вилером. А что до расстрела пленных, так то была военная необходимость, и весьма сомнительно, чтобы сержанты подали рапорт о случившемся. Но если все же и подадут, далеко по команде он не пройдет.

Риверс — отец Берни — закрепил Калибана за своим штабом. Он сразу оценил разностороннюю одаренность юного атлета. За те считанные месяцы, которые Калибан провел в пехотном полку (когда выяснился его настоящий возраст, юношу тут же демобилизовали), оба старших офицера признали полное его превосходство. И оба были буквально им очарованы.

Док и после войны не утратил связей со своими новыми друзьями. Поступив в Гарвард (университет, в котором прежде учился Риверс), он закончил весь курс экстерном, всего за два года. С головой погрузившись в занятия, Калибан ни разу за это время не принял участия ни в каких студенческих спортивных состязаниях, считая это делом не вполне для себя честным и не желая поднимать вокруг своей персоны сенсационную шумиху. На медицинском курсе Хопкинса, куда Калибан записался по завершении учебы в Гарварде, он решил заниматься уже в нормальном темпе, без экстерната, что позволяло ему нагрузить себя множеством дополнительных дисциплин. Дружба с профессорами открывала двери любых нужных лабораторий. Закончив курс в 1926 году всего лишь интерном, он обладал познаниями доброго десятка докторов самых различных наук. И непрерывно продолжал расширять кругозор — включая время своей весьма напряженной практики в отделении нейрохирургии.

В 1927 году Девятеро бессмертных впервые пошли на контакт с одаренным выпускником, и уже в начале 1928-го он получил от них формальное предложение о сотрудничестве. А на ужасающие пещерные церемонии Девятки в восточной части Центральной Африки Док попал в 1929 году. К тому времени он уже и сам причастился бессмертия и рассчитывал жить бесконечно, если, конечно, исключить возможность гибели при несчастном случае или самоубийство. Более того, несчастный случай мог стать закономерным итогом его жизни, стоило лишь ослушаться повелений Девяти бессмертных. Но в делах, которые их всерьез не касались, Калибан волен был поступать по собственному разумению. Он мог спокойно продолжать свою борьбу с уголовным миром, мог разрабатывать и доводить до ума методику нейрохирургического подавления преступных наклонностей. Как выяснилось много позднее, под его скальпель неоднократно попадали уголовники из числа весьма видных прислужников Девятки, в том числе даже два кандидата на место в ее составе. Но, поскольку это никак не затрагивало главных проектов ложи бессмертных, они решили не вмешиваться.