— П-пух! — раздалось в гараже в третий раз, только немного потише, чем в прошлые разы, видно накопитель все-таки не успел до конца зарядиться, но ничего, подействовало! Василий все-таки помельче старших братьев был, да и в запой ушел последним, так что, не такой уж он и пьяный был. Придуривался больше.
— А что это меня на женщин потянуло, прямо мочи нет? Я же сейчас не пьяный! — ерзая на своем ящике, спросил Иван, когда совершенно трезвые братья прибрались немного в гараже, запойную пыль за дверь вымели и собрались совет держать.
— А это побочное действие прибора сказывается, — объяснил Даниил. — Вот этого самого электроопохмела. Мне его один дружок подарил. Савкин его фамилия. Как-нибудь я вам про него расскажу.
— Так слушайте, братаны, что со мной в Первопрестольной приключилось, — начал рассказывать младший братец, переминаясь с ноги на ногу. Садиться он не стал, сказав, что ему так удобней. И то, правда, в узких джинсах с этим самым побочным эффектом не очень-то посидишь, лучше уж стоя. В общем, приехал я в Москву с электрогуслями, которые ты мне сделал, и начал тусоваться.
— Чего-чего? — хором спросили братья, чего начал?
— Тусоваться, — немного смущенно объяснил младший. — Ну, это значит, по разным местам ходить, где люди собираются, по презентациям, вечеринкам…
— По рынкам и вокзалам, по танцплощадкам, по домам культуры… — понимающе кивнул брат-солдат.
— Да нет, не совсем, — поправил его Василий. — На рынках да вокзалах, конечно, тоже люди, но на тусовки ходят нужные люди. Понимаешь, нужные!
— А все остальные, стало быть, ненужные? — удивился Даниил. — Странно, как-то получается.
— Ну, вообще, нужные люди так и считают, что все остальные, кроме них — ненужные, — смутился брат-гусляр. — Но не в этом дело.
— Ну и начал ты, это, тусоваться, и что дальше? — Даниил покосился на треснувший и даже слегка закопченный корпус электрогуслей. — Рассказывай!
— А дальше, меня заметили. Подошел какой-то странный тип, не то мужик, не то баба, и говорит:
— Клевый у тебя инструмент, только вот играешь ты неправильно. Зажигать надо, а ты не зажигаешь. И чтобы в музыке сексу побольше было. Но что у тебя есть, так это народность! Это может сработать. Так что, поработай покамест с Кощеем Ржовым в группе «Голубые клизмы», будешь своими гуслями народный колорит создавать. И познакомил меня с Кощеем.
— А ты фиброусилитель включал? — спросил Даниил. — Неужели не работает?
— Включал, и очень даже работает этот фиброусилитель. Только на нужных людей он почему-то не действует. — Васька взъерошил кудри.
— Может быть, у них фибров нет? — предположил простодушный Иван-солдат.
— Фибры у них будь здоров! — сказал Даниил. — Наверное, у них души нет, у нужных-то людей.
Ну и принялся я, братцы, этот самый народный колорит изо всей сил создавать. — Продолжал гусляр. — Стою на сцене позади всех с гуслями наперевес, лаптями притопываю в такт, а как певичка наша рот открывать устанет, так я, фиброусилитель врубаю, бздынь по струнам и давай русский рачешник наяривать. А певичка эта сразу в пляс пускается. Вообще-то она мужиком была, ее раньше Петей звали, это она потом в Петру переименовалась, когда замуж за продюсера нашего, Кощея Ржова, вышла. Честно говоря, она и так все время плясала на сцене, а тут, ну, прямо с цепи срывалась, страх, что выделывала, но публике нравилось. Публика, прямо, из себя выходила. С милицией потом возвращали.
— Это, значит, у вашей Петры такие фибры, если у слушателей крышу сносит, — понимающе сказал Даниил. — Фибры без души — страшное дело! А играли-то что? Репертуар какой?
— А-а… — Неопределенно махнул рукой гусляр, — Какой там репертуар! Сплошная физиология, вот и весь наш репертуар. «У-у, анатомия, у-у, лоботомия, у-у…»
Ну ладно, лоботомия, так лоботомия, тем более что публика не против. Я уж было, привыкать стал, тем более что платили неплохо. Вот только когда мне предложили из мужиков в бабы перейти, да не понарошку, а взаправду, тут я и не выдержал. Взял гусли и продюсеру в лоб. А он как завизжит, раньше-то он сам женщиной был, Качей его, тьфу, черт, ее, звали, а потом пол переменил, Кощеем заделался…
— Что-то я никак не врублюсь, может, электроопохмел не подействовал, — братец Даниил задумчиво поскреб в затылке. — Что там у вас творилось, то мужики в баб, то бабы в мужиков перекрашиваются, чудно это все? Это прямо, не шоу-бизнес, а какой-то анатомический театр получается. А из анатомички — одна дорога, на погост.