Год 1863. Забытые страницы

Отряд майора Григорьева оставался у Юревич 10 и 11 мая для погребения убитых, отправки раненых и пленных, а также необходимого для солдат отдыха. Примечательно, что, когда местным крестьянам поручили собрать в лесу убитых и раненых повстанцев, те отвечали: «пусть гниют» — об убитых, «пусть дохнут» — о раненых. Такое крайне жестокое отношение селян к повстанцам красноречиво свидетельствует, до какого состояния были доведены крестьяне и с какой ненавистью относились они к панам и их делу[74].

Между тем поредевший отряд Лясковского — Свенторжецкого продолжал свои странствования по окрестным лесам «без одежды, без провизии, без патронов». Раньше все эти припасы доставлялись местной революционной организацией в известные пункты в лесу. Однако теперь принадлежавшие к организации помещики были или арестованы, или сами находились в числе повстанцев, остальные же выехали из имений: кто в Минск, кто в Петербург, а кто и за границу, «лишь бы быть подальше от греха». О странствованиях отряда в это время Баратынский вспоминал: «Приходилось стоять по целым часам в воде или болоте, употреблять всевозможные хитрости, чтобы скрыть свой след. Припадем иногда за болотными кочками, как утки, да так пролежим с час времени, а когда опасность минует, опять продолжаем путь. Иногда приходилось переходить через дорогу, чтобы не оставлять следов на песке, мы шли гуськом, след в след, а последний заметал следы, или же переходили дорогу задом, чтобы следы показывали туда, где нас уже не было»[75]. Чтобы успешнее скрываться от преследования, отряду приходилось прибегать к помощи провожатых из местных крестьян, бравших с повстанцев за свои услуги огромные деньги — 30 рублей в день.

Оставшись без поддержки, отряд вынужден был теперь самостоятельно добывать провизию. Когда наступало время ночлега и отряд располагался на отдых, Лясковский выбирал несколько человек «охотников»-добровольцев и поручал им добыть каким-либо способом провизию. Они шли в ближайшую деревню, причем нередко занятую русскими военными, и незаметно договаривались с кем-нибудь из знакомых о доставке провианта в условленное место. Баратынский пишет, что за все получаемое от крестьян приходилось платить втридорога, иначе невозможно было бы продержаться в лесу даже неделю. Он вспоминал, как однажды, чтобы поесть, должен был заплатить за яичницу из десятка яиц три рубля!

В это время посылаемые за припасами члены отряда доложили Лясковскому, что «священник Конопасевич разъезжает с казаками и уговаривает крестьян преследовать мятежников»[76]. «Священник села Богушевичи, Конопасевич, — вспоминал Баратынский, — верный своему долгу и присяге, сильно действовал против нас: зная хорошо местность, он очень удачно нас выслеживал, а, имея влияние на прихожан, уговаривал их содействовать своим властям, не признавал нашего ни ржонда народоваго, ни комиссаров, ни начальников, уничтожал собственноручно все наши грамоты, прокламации и т. п.»[77]. Баратынский утверждал, что донесения на отца Даниила приходили со стороны, однако не знал от кого именно. По его предположению это мог быть кто-либо из состоявших в революционной организации или сочувствующие лица, зорко следившие за всем, что тормозило дело восстания. «Очень часто бывало, — вспоминал бывший повстанец, — подобные сообщения оказывались впоследствии чистой выдумкой, и много было невинных жертв, особенно в Царстве Польском, где мятеж был в полном разгаре, но в настоящее время, надо предполагать, донесение было не выдумкой, ибо наш начальник был очень осторожный человек и вовсе некровожаден»[78].

Баратынский писал, что поведение богушевичского священника вызвало «злобу мятежного нашего начальства, и оно послало ему, в разное время, три предостережения, как тогда водилось». По его утверждению, всякому невоенному лицу, замеченному в каком-либо противодействии польскому делу, прежде суда посылались три предупреждения, после чего производились суд и расправа. Так, якобы, было и в случае с Конопасевичем, однако священник, по утверждению Баратынского, не внял предупреждениям и «продолжал действовать по-своему». Тогда Лясковский созвал совет из штаба и начальников отделений, на котором священника Даниила приговорили к смертной казни. В совете участвовал и Болеслав Свенторжецкий, однако он, по свидетельству одного из участников, уговаривал Лясковского дать возможность священнику уйти из местечка, не желая его смерти.

Говорили, что отцу Даниилу была подброшена записка приблизительно следующего содержания: «Отец Конопасевич! Будь уверен, что ты останешься в живых тогда, когда ни одного из нас не останется»[79]. Может эта записка и была одним из упомянутых «предупреждений»…