Год 1914-й. Время прозрения

– Никакого деления на национальные республики не будет, – твердо сказал он, – опять же товарищ Серегин крайне против такого решения, ибо оно ведет в бездну возбуждения местечкового окраинного сепаратизма и национализма. И в то же время вам следует избегать бездумных попыток насильственной ассимиляции. Различные нации в составе Российской Империи должны быть как страницы в книге: уникальные и прочно прикрепленные к корешку, и в то же время не слипающиеся в единую массу. Программа НАШЕЙ партии по данному вопросу гласит, что население страны должно быть многочисленным, здоровым, зажиточным и разнообразным, при том, что через поголовное владение русским языком как вторым родным финн будет понимать грузина, а армянин – киргиза.

Ольга удовлетворенно кивнула и сказала:

– Вполне согласна с этим пунктом программы ВАШЕЙ партии, товарищ Коба. В-третьих – не хотелось бы, чтобы вопросы национализации частной собственности решались огульным путем. Две трети капиталов в стране принадлежат иностранным подданным или банкам – как нам кажется, этой суммы будет вполне достаточно для старта в стране самых широких социальных преобразований. Кроме того, национализации можно подвергнуть предприятия, чьи собственники будут уличены в мошенничестве с государственными заказами, а в земельных делах национализировать можно будет поместья, находящиеся в залоге у Дворянского банка, и чьи владельцы никогда не находились на государственной службе. За тех, кто служит своей стране и служит верно, я считаю необходимым вступиться со всевозможной решимостью.

– Мы согласны с тем, что в условиях революции сверху национализацию следует проводить крайне осторожно, – сказал Коба. – И в то же время понимаем, что обойтись без этого явления не получится. Обычно средства для осуществления модернизационных рывков извлекаются из крестьянской массы, но в условиях российской действительности извлекать из мужиков нечего, ибо две трети хозяйств едва сводят концы с концами. Поэтому необходимые стране средства взять можно только у крупных гешефтмахеров, знатных банкиров, зерноторговцев и скотопромышленников, владельцев шахт, домен и механических заводов, по большей части иностранноподданных. Более подробно я попрошу рассказать об этом товарища Кобру. В некоторых нюансах того, как правильно отнять и поделить неправедно нажитое, она разбирается гораздо лучше меня.

– Начать, пожалуй, стоит даже не и иностранного капитала вообще, а с бывшей германской и австрийской собственности, – сказала Кобра. – Нашей финансовой службе хорошо известно, что когда ваш батюшка объявил секвестр принадлежащих германским подданным заводов, газет, пароходов, то оказалось, что все это уже с большим дисконтом выкуплено его же особо ушлыми подданными. Чтобы привести в чувство буржуазную публику, торгующую Родиной с той же ловкостью, что и хлопчатыми тканями, необходимо объявить такие сделки ничтожными и секвестировать в казну все, что принадлежало подданным германской и австрийской короны, скажем так, на первое января четырнадцатого года. И никаких исключений. Господа Нобели, изрядно нажившиеся на этой операции, должны получить по рукам со страшной силой. И имейте в виду, что Франция и Британия нам не друзья, и даже не настоящие союзники, а всего лишь недружественные попутчики-конкуренты, только и ожидающие того момента, когда можно будет воткнуть нам нож в спину.

– Как я понимаю, – задумчиво произнесла Ольга, – именно поэтому Великий князь Серегин помогает русским и сербам и равнодушно смотрит на то, что происходит на Западном фронте?

– Да, – подтвердила Кобра, – германцы и австрийцы для нас – враги явные, а французы и англичане – враги тайные, уже запланировавшие расчленение России «за долги». Для явных врагов эта война должна закончиться мирными договорами, с территориальными утратами в пользу Сербии и Российской империи, а для тайных врагов нет никакого другого исхода, кроме полного разгрома, чтобы не было их больше нигде и никак. Подлость и вероломство должны караться по самой высшей ставке. И вот тогда – а это случится рано или поздно – дело обязательно дойдет до британской и французской собственности, которая завершит процесс консолидации крупных капиталов в руках у государства.