– Несостоявшегося убийцу товарища Ленина зовут Леонид Канегисер, – ответила начальник моей службы безопасности. – Этот человек довольно хорошо известен в Основном потоке, потому что это именно он убил Моисея Урицкого. И почерк в обоих покушениях один и тот же: оба раза – и тогда, и сейчас – он стрелял своей жертве в затылок, потому что не мог посмотреть ей в глаза. Впрочем, чего еще было ждать от психопата геростратова толка? Но это далеко не все. В Основном потоке из этого человека сделали экзальтированного террориста-одиночку, хотя даже невооруженным глазом было видно, что убийство Урицкого в Петрограде и случившееся почти одновременно с этим покушение на товарища Ленина в Москве – элементы одного широкого заговора против Советской власти, настоящие авторы которого пребывают в Лондоне и Париже. И в этот раз – то же самое. Очищая партию большевиков от агентов Антанты, мы совершенно забыли о том, что будущие лидеры левых эсеров тоже отсиживались в эмиграциях, где их могли завербовать иностранные разведки. Ярчайший пример – международный террорист Борис Савинков, но он в этой среде явно был не один такой. Кстати, двое из тех людей, что сразу бросились бить господина Канегисера, являлись членами его террористической ячейки, и их задачей было не помочь ему спастись, а организовать такую волну народного гнева, чтобы товарищ Дзержинский лишился возможности допросить убийцу. Сейчас нам точно известно, что решение совершить покушение – это не частная инициатива отдельных членов левоэсеровской партии, а приказ их ЦК, взявшего курс на вооруженную борьбу против «засилья» большевиков в органах советской власти. Им нужно было не мирное построение социализма, а кровавый хаос по всей стране – отсюда и абсолютно нежизнеспособный проект земельного закона и переход к террору после его провала на Съезде Советов. По-другому вести политические дискуссии эти люди просто не умеют.
Слушая речь Бригитты Бергман, Дзержинский выглядел как школьник перед строгим учителем. Но это было далеко еще не все.
– Товарищ Бергман, – произнес Сталин с сильным акцентом, – а почему в мире товарища Половцева левые эсеры вели себя прилично, а у нас взбеленились – так же, как и в Основном Потоке, несмотря на то, что товарищ Серегин самым серьезным образом предупредил их не делать ничего подобного?
– В мире товарища Половцева имелся фактор грозных и неумолимых Старших Братьев, сразу же вросших в тело большевистской партии всей своей массой, – ответила начальник моей службы безопасности. – Кроме того, переход власти к большевикам там осуществился мирным путем, и первым, кто взбунтовался против товарища Ленина и товарища Сталина, был комплот Троцкого и Свердлова, чей мятеж Красная Гвардия подавила со всей возможной жесткостью и даже жестокостью. Видимо, левоэсеровские деятели просчитали, что в таких условиях их бунт неизбежно потерпит поражение. Кроме того, возможно, имелись и другие действия советских служб безопасности, не ставшие впоследствии достоянием широкой общественности. А у вас все было совсем не так. Товарищ Серегин, один во всех лицах, бывал в вашем мире наскоками, занимаясь то одной, то другой проблемой, а с остальными вопросами вы должны были справляться сами, для чего мы организовали повышение квалификации товарищу Дзержинскому и прочим товарищам. Ну нет у нас десяти тысяч русских из двадцать первого века, патриотичных и фанатично преданных идее построения справедливого общества, чтобы они могли кадрово подкрепить ваши партийные и государственные структуры.
– Да, – сказал я, – возможности действовать так же, как классические старшие братья, у меня нет, а потому я помогаю в критических ситуациях, рассказываю и показываю, а со всеми текущими проблемами вы должны справляться самостоятельно, тем более что у меня только что открылся новый тяжелый фронт. Туда, в сорок первый год, мне понадобится бросить подавляющую часть сил и уделить идущим там процессам наибольшее внимание.
– Как там? – спросил Сталин.
– Там уже началось, но все еще не так плохо, как могло быть, – ответил я. – На завтра у меня намечена решающая операция, которая выбьет тот мир из Основного Потока, после чего я смогу отвлекаться от тамошних дел лишь ненадолго и очень небольшими силами. Так что с белофинским вопросом я вам еще помогу, потому что желание вздернуть Маннергейма на древе за измену Российскому государству никуда не исчезло, а дальше по возможности сами, сами, сами.