Не была организована система артиллерийского огня, одни дивизионы и батареи открывали огонь с большим запозданием, другие не имели подготовительных данных. Артиллеристы не умели вести огонь по танкам с открытых позиций по прямой наводке. При этом запасные позиции не создавались, а основные не маскировались.
Точно так были плохо замаскированы командные пункты всех инстанций. За весь период нахождения советских войск на ак-монайских позициях командные пункты ни разу не меняли мест своего расположения, а потому были точно и достоверно установлены немецкой разведкой. Вся система управления строилась исключительно на проводной связи, радиосвязь не любили и пользоваться ей не умели. Соответствующей являлась и организация взаимодействия армий, дивизий, родов войск.
Потому и грустил в Севастополе начальник штаба Приморской армии генерал Н.И. Крылов:
«От Севастопольских рубежей до ак-монайских позиций — каких-нибудь 160-170 км, а порой возникало ощущение, что Крымский фронт где-то очень далеко. С ним нельзя было связаться ни по телефону (!), ни по прямому телеграфному проводу (!!!)»
— ну не дает 22-я Нижнесаксонская дивизия проложить «прямой провод» к Козлову.
К этому можно добавить, что как ближайший войсковой тыл Крымского фронта, так и вся территория полуострова в полосе основных магистралей и район Керчи были загромождены многочисленными тыловыми учреждениями, которые тем более не соблюдали мер маскировки и тылового обеспечения. [179] Действительно, странная какая-то атмосфера сложилась на этом сравнительно небольшом по площади участке территории, буквально набитом войсками — а здесьуже 17 стрелковых, 2 кавалерийские дивизии, 3 стрелковые и 4 танковые бригады, не считая отдельных батальонов и полков — всего 260 тыс. бойцов, на вооружении которых имелось 3577 орудий и минометов, 347 танков (всего на полуостров перебросили 629 танков, но много уже потеряно в безрезультатных атаках). Советские военачальники всех степеней ведут себя, подобно непуганным идиотам.
«Самым страшным злом, — по мнению очевидца, — была беспечность командиров дивизий и полков. Они не придавали серьезного значения обороне противотанкового рва и минно-взрывных заграждений. Побережье не только не оборонялось, но даже не охранялось».
Это за трое суток до немецкого наступления!
Все эти вопиющие недочеты не могли не привести к разгрому.
Как видим, советские стратеги в Крыму проявляли удивительное легкомыслие. Уверовав, что Манштейн, зажатый между двумя фронтами, способен только к пассивной обороне, они сели рисовать новые планы и графики разгрома «гитлеровских вояк» в мае. Между тем в последних числах апреля 1942 года германское командование начало подготовку к наступлению на Керченском полуострове. По замыслу ОКХ, окончательное изгнание противника из Крыма, включая Севастополь, должно было составить начало крупного наступления на южном отрезке Восточного фронта.
В начале мая подготовка к операции приняла интенсивный характер: немцы резко усилили деятельность всех видов разведки, на ряде участков провели разведку боем, прощупывая передний край, перегруппировывали свои войска. Под Севастополем оставались четыре германские и одна румынская пехотные дивизии; на Керченском фронте против трех советских армий сосредоточивались пять пехотных и одна танковая дивизии 11-й армии, к которым добавлялись три дивизиона штурмовых орудий, одна румынская пехотная дивизия и одна кавалерийская бригада. Впрочем, Манштейн считал части союзников «условно пригодными» для наступательных действий.
Задачу наступавшей стороны осложняло то, что линия фронта на севере и юге упиралась в море, исключая фланговый маневр. Просто оттеснить русских или даже совершить прорыв было недостаточно. Цель 11-й армии, таким образом, состояла не только в том, чтобы рассечь советскую группировку на всю глубину, но прежде всего в том, чтобы уже в ходе прорыва уничтожить главные силы противника или, по крайней мере, большую их часть.
В этом отношении само советское командование своей беспечностью предоставило Манштейну благоприятные условия. На южном участке фронта советские части после потери Феодосии занимали старый Парпачский рубеж. На северном участке в результате отступления 18-й румынской дивизии фронт отклонялся большой дугой на запад до Кията, выходя далеко вперед за старый рубеж обороны, а новый, как мы знаем, никто оборудовать не удосужился.
Немецкая разведка показала, что противник сосредоточил две трети своих сил на северном участке — 47-ю и 51-ю армии. На юге оборону занимала «самая слабая из трех армий» — 44-я. Три ее дивизии находились на передовом и главном рубежах, две другие — в резерве. В состав армии входили также 56-я и 39-я танковые бригады, 124-й и 126-й отдельные танковые батальоны. [181]