Читаем Год 1942 полностью

Год 1942

Иди в огонь за честь отчизны,

За убежденье, за любовь...

Иди и гибни безупречно,

Умрешь не даром... Дело прочно,

Когда под ним струится кровь.

Со страниц газеты не сходят имена героев Сталинграда. С каждым днем их все больше и больше. Почти в каждом номере упоминается имя генерала А. И. Родимцева, командира 13-й гвардейской дивизии.

В Сталинград Гроссману ушла телеграмма: "Срочно шлите очерк о дивизии Родимцева". В данном случае слово "срочно" означало, что задание это для спецкора первоочередное. Мы не ждали от Василия Семеновича очерка через два или три дня. Мы знали, что ему необходимо время, чтобы все посмотреть, понять, почувствовать. Да и писал он не быстро, хотя приучил себя работать в любой обстановке.

На второй или третий день Гроссман прислал мне письмо:

"Тов. Ортенберг, завтра предполагаю выехать в город... Так как перенрава теперь вещь довольно громоздкая, то путешествие сие займет у меня минимум неделю. Поэтому прошу не сердиться, если присылка работы задержится. В городе предполагаю побеседовать с Чуйковым, командирами дивизий и побывать в передовых подразделениях...

Если моя поездка в город сопряжется с какими-либо печальными последствиями - прошу помочь моей семье".

Это письмо, особенно последние строки, скажу прямо, произвело на меня тревожное впечатление. Если уж Гроссман, человек истинной храбрости, немало хлебнувший всего на фронте, заговорил о "печальных последствиях", можно представить себе, что происходит на переправе и в самом городе.

Опасность, понятно, не могла остановить писателя. Он считал своим долгом быть там, где идет бой, чтобы видеть его своими глазами, рядом с теми, кто с оружием в руках сражается с врагом. Мне рассказывали, как возмутился Гроссман, когда корреспондент одной из газет во фронтовом корпункте сказал, что не обязательно, мол, самому, лезть в город и рисковать жизнью, достаточно материалов оперативного отдела штаба, бесед с людьми, приезжающими из Сталинграда. Писатель Леонид Кудреватых - корреспондент "Известий" - был свидетелем этой яростной перепалки и записал слова Василия Семеновича:

- Никто из нас не имеет права писать о Сталинградской битве, если не побывает в городе сам. Нет морального права рассказывать о боях, которых ты не видел.

Околачиваться во фронтовых и армейских тылах, добывать в тылу материал из вторых или третьих рук считалось у нас в редакции большим грехом. Особенно непримиримым был в этом отношении Алексей Сурков. В одном из своих писем, отчитываясь за фронтовые дела, он с привычным юмором писал: "Ну, что я могу сообщить о своих солдатских "подвигах"? Из окружения с боем солдат не выводил. Доты своим телом не прикрывал. Чего не было, того не было. Просто я всю войну проездил на попутных полуторках и в теплушках, набираясь там, главным образом, мудрости о войне. Старался не задерживаться в расположении фронтовых и армейских штабов, черная вдохновение в оперативных отделах. Стремился по возможности скорее добраться до полка и батальона, где, собственно, и делалась история войны в первой инстанции... Вообще же, находясь на полковых и батальонных НП или заползая в окопы переднего края, чтобы побеседовать с солдатами и офицерами, приходилось делать то, что делали они..."

Свою позицию в этом Алексей Александрович даже изложил в сатирических стихах. Зашел как-то он ко мне и вручил стихотворное послание с длинным, в первой своей части заимствованным у Жуковского названием - "Певец во стане русских воинов, или Краткий отчет об очередной командировке вашего собственного корреспондента". Есть в нем строки о том, как редактор, узнав, что "спецкора на месте нет", среди ночи разыскивает его и срочно отправляет на фронт:

...Пускай тогда до Берлина

Был путь далек и тернист,

К Валуйкам был мощно двинут

Разбуженный журналист.

Был лих измышлять заданья

Редактор тот, супостат...

Вот в сумке шуршит предписанье,

И литер, и аттестат.

Мчит "газик", и снег летучий

Вбивается в жесткий тент.

На "утке" ныряет в тучи

Ваш собственный корреспондент.