Год 1943 - «переломный»

6. Связь с частями установлена с корпусом только на схеме. Практическая связь с разведкой отсутствует… Имеющееся авиазвено используется неправильно, в частности, для розыска штабов бригад во 2-м гв. Ттк и 3-м мк…»

По-прежнему пополнение поступало наспех обученным и вовсе не обученным, а военачальники продолжали безжалостно гробить солдат. Процветал мордобой и практиковались бессудные расстрелы, непреодолимая пропасть лежала между «военачальниками» и красными армейцами. Все это — неустранимый дефект системы, из разряда «особенностей национальной охоты».

В целом же три месяца относительно мирного времени пошли Красной Армии на пользу. А то, что бойцы за это время, к примеру у генерала Москаленко, ни разу не видели бани и чистого белья и «питались неудовлетворительно», так их и в мирное время не баловали. А зато маскироваться легче. И вообще, часто моется тот, кому лень чесаться.

Всего к битве за Курскую дугу, с учетом войск Степного округа, было подготовлено 1,9 миллиона бойцов и командиров Красной Армии, 33 267 артиллерийских и минометных стволов (без 50-мм), 518 «катюш», почти 5300 танков и САУ, около 3700 самолетов.

В стратегическом резерве Ставки находилось девять общевойсковых, две танковые и одна воздушная армии, дислоцированные на орловском, курском, харьковском и донбасском направлениях. Германское командование на Восточном фронте имело в резерве «слезы» — одну пехотную и одну охранную дивизии и две пехотные бригады. Неспроста Гитлера тошнило при одной мысли об операции «Цитадель».

«У Гитлера-бандита будет морда разбита…»

Впрочем, Сталин тоже нервничал.

Во-первых, мучили сомнения: правильно ли угаданы намерения противника, какие он сумеет собрать силы, выдержит ли Красная Армия удар Вермахта? Тут еще «порадовали» господа союзники. Едва войскам зачитали первомайский приказ, в котором говорилось о «победоносных войсках наших союзников», «доблестной англо-американской авиации» и что «близится время, когда Красная Армия совместно с армиями наших союзников сломает хребет фашистскому зверю», как поступило известие, что второго фронта в Европе в 1943 году не предвидится.

Ответ Верховного, укрепившегося в мнении, что западные державы сознательно желают истощения Советского Союза, адресованный президенту Рузвельту, был жестким: «Теперь, в мае 1943 года, Вами вместе с господином Черчиллем принимается решение, откладывающее англо-американское вторжение в Западную Европу на весну 1944 года. То есть открытие второго фронта в Западной Европе, уже отложенное с 1942 года на 1943 год, вновь откладывается на весну 1944 года. Это Ваше решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех сил, и предоставляет Советскую Армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим собственным силам, почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом». И откровенно негодующее послание Черчиллю: «Ваше ответственное решение об отмене предыдущих Ваших решений насчет вторжения в Западную Европу принято без участия Советского правительства. Дело идет… о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям».

Во-вторых, весна заканчивалась, и все острее вставал вопрос, а не сваляли мы дурака со своей «преднамеренной обороной», не пора ли действовать?

В течение мая фронты дважды предупреждались о возможном наступлении врага в ближайшие дни. Сначала, что «противник может перейти в наступление 10–12 мая», затем немецкий удар ожидался «не позднее 26 мая». Каждый раз войска приводились в состояние полной боевой готовности. Однако каждый раз ничего не происходило. Маршал Жуков докладывал 22 мая с Центрального фронта о том, что «непосредственной готовности к наступлению на переднем крае у противника нет», считаю, «что противник до конца мая перейти в наступление не сможет».

Генерал Ватутин, расценивая бездействие противника как отказ от проведения крупных операций на Восточном фронте — «Предполагаю, что противник, в настоящее время выжидает и сам боится нашего наступления», — обратился в Ставку с предложением разрешить Воронежскому фронту нанести упреждающий удар и разгромить немцев западнее реки Ворсклы. Затем предполагалось развивать наступление в направлении Днепра на глубину до 300 километров. Сталин заинтересовался этим предложением и передал его на рассмотрение Генштаба. Последний отговаривал Верховного и материл Ватутина. Однако факт оставался фактом, с одной стороны, «нам уже точно было известно, что фашисты полностью изготовились к наступлению», с другой — наступления почему-то не начинали…