Прогремели первые выстрелы. Пять вражеских машин подбиты и подожжены. Командир роты приказал продолжать огонь. Прозвучали последующие залпы тридцатьчетверок, и во вражеском стане взметнулись в небо черные шлейфы дыма — запылало еще несколько танков противника. Выскакивающих из люков фашистских танкистов настигали меткие пулеметные очереди наших экипажей.
Гвардии лейтенант М. А. Четвертной отдал новый приказ: экипажам трех танков продолжать вести огонь из засады, двум другим атаковать гитлеровскую пехоту. Через несколько минут две краснозвездные тридцатьчетверки, в том числе машина командира роты, вышли из засады и устремились во фланг фашистам. Вражеская пехота отступила.
Но было ясно, что враг не смирится с поражением и предпримет новую атаку. А подкрепление гвардейцам еще не подошло. Значит, опять надо рассчитывать только на собственные силы. Снаряды и патроны в роте на исходе. А занимаемый рубеж нужно удержать любой ценой. Таков приказ.
Фашисты действительно вскоре начали новую контратаку. Двенадцать бронированных машин двинулись на танкистов Четвертного.
— Громить врага огнем и гусеницами до последнего снаряда! — приказал командир роты. — Делай, как я!
Взревели моторы. Гвардейцы, стреляя с ходу и коротких остановок, ринулись на врага, стремясь вклиниться во вражеские боевые порядки. Это затрудняло врагу ориентировку. Он боялся поразить свои танки, самоходки, пехоту и ослабил огонь.
Больше двух часов длился жаркий бой на полях вблизи Подзамче. Гвардии лейтенант Четвертной лично поджег три фашистских танка. Самоотверженно сражались экипажи комсомольцев лейтенантов Павла Щелокова и Петра Максимова. Когда выдвинулись «пантеры», Щелоков решительно контратаковал переднюю бронированную машину и поджег ее. Выиграл поединок с вражеским танком и Максимов.
На поле боя противник оставил тринадцать танков и самоходных орудий, десятки уничтоженных солдат и офицеров.
Рубеж отстояли. Но и танковая рота понесла ощутимые потери. Смертью героя погиб коммунист Михаил Алексеевич Четвертной.
…На Театральной площади города Ровно есть стела с именами храбрейших из храбрых, сражавшихся за освобождение Ровенщины от гитлеровских захватчиков. Здесь увековечено также имя Героя Советского Союза Михаила Алексеевича Четвертного.
… В районном центре Кадый Костромской области до войны знали улицу Юрьевскую. На этой улице родился и рос Миша Четвертной. Он закончил семилетку, затем Красногорскую лесную школу, работал техником в лесном хозяйстве.
Сегодня улица Юрьевская переименована в улицу М. А. Четвертного.
В селе Подзамче Ровенской области имя Героя Советского Союза Михаила Четвертного носит средняя школа.
А. Н. ЛЕХНИЦКИЙ,
подполковник
РУБЕЖ БЕССМЕРТИЯ
Снег таял, и неошкуренные бревна наката обильно слезились. Большие мутные капли глухо шлепались оземь по всему блиндажу. Промозглый холод забирался в рукава, под белье, и Стрижак время от времени, чтобы согреться, вынужден был отрываться от окуляров и по-ямщицки, крест-накрест бить себя по плечам.
— А ты чего? — взглянув на скорчившегося у аппарата телефониста, спросил Стрижак. — Погрейся чуток, вон позеленел весь.
— Да я думаю, что недолго осталось, товарищ капитан, — поднял голову солдат. — Авось скоро Червоноармейск возьмем, там и отогреемся в теплой хате. С чайком…
Командир батареи пристально посмотрел парню в глаза и не ответил. Только резко повернулся к амбразуре, снова припал к стереотрубе. Знакомо вырисовывались серые в утреннем свете коробочки домов на окраине городка, голые сады, поле, изрезанное траншеями и словно оспой побитое сотнями свежих еще воронок. Там изредка взметались к небу черные султаны разрывов, кое-где занимались пожары, оскаливались белыми вспышками стволы фашистских орудий на опушке иссеченного осколками ельника. Там шел бой. Долгий, затяжной. А вот в направлении стрельбы его батареи было пока тихо. Тревожно тихо, непривычно…
«Не к добру это, — невольно подумал Стрижак, разглядывая плешивое от проталин мартовское поле. — Что-то фриц замышляет, не иначе. Чует сердце, не скоро мы еще в теплой хате будем греться…»
Тяжелая капля звонко ударилась о целлулоид планшета, разметала вокруг десятки крохотных, похожих на ртутные, шариков. Стрижак осторожно стер их ладонью, улыбнулся: а весна все-таки наступает.