Год активного солнца

Мастер не мог не знать, что чугун нельзя заливать на холодную, еще не расплавившуюся сталь, что его надо было залить в тот самый момент, когда металлолом размягчился. А если лом начнет плавиться, то образуются лужи стали, и после заливки чугуна химическая реакция проходит бурно, и на рабочей площадке могут разлиться шлак и металл. Это очень опасно, и подходить в это время к печи рискованно.

Нодар взмахнул рукой, глядя на мастера. Как, мол, это могло случиться? Так же жестом мастер показал на две другие загруженные печи. Пришлось-де загружать одновременно. Недоглядел!

Нодар подозвал сталевара. «Будь осторожен», — показал он наверх.

Паровоз остановился перед седьмой печью. Подвез чугун.

Нодар заметил, что Леван теперь серьезен и совершенно поглощен тем, что происходит у печи. Он даже отдавал какие-то распоряжения.

Леван должен был принять смену у Нодара и вот немного преждевременно вошел в роль. Это был его первый день на заводе, первая встреча с товарищами по работе — рабочими и начальством. А первое впечатление значило очень много! Особенно на металлургическом заводе. Левану предстояло выплавить сталь незнакомой ему марки. Он потому и торопился узнать, в какой печи какое положение, какая стадия плавки. Нодар не обиделся на Левана. Правда, сам бы он никогда не позволил себе распоряжаться в смене Левана.

До прихода Хидашели Нодар думал о том, что надо бы остаться в его смену, помочь. Но теперь он отказался от своего намерения. Во-первых, рабочие не должны видеть, что новый начальник смены нуждается в помощи, во-вторых, Леван в ней не нуждался. Это было ясно.

Когда подошло время смены и собралась оперативная летучка, Леван уже хорошо ориентировался, знал, что происходит во всех восьми печах.

Мастера и сталевары с интересом ждали его распоряжений: «Поглядим, что за новый начальник!»

Летучку вел Хундадзе. Леван вошел в комнату позже других.

— Знакомьтесь, — сказал Элизбар, — это новый начальник смены Леван Хидашели.

Леван приветливо улыбнулся рабочим.

Представительная внешность выделяла его среди остальных. Спецовка и тяжелые ботинки только подчеркивали красоту сильной фигуры.

Затем Элизбар повернулся к Левану и представил ему стоящего у стола низенького большеголового и мускулистого человека:

— Это обер-мастер нашего цеха Георгий Меладзе.

Леван пожал руку Меладзе.

— А это мастера вашей смены Арчил и Васо Хараидзе, — продолжал Элизбар. — Они братья и хорошие ребята…

Одного за другим представил сталеваров старый мастер. Леван здоровался со всеми за руку и старался запомнить имена.

— А с ребятами из другой смены Нодар, наверное, уже вас познакомил? Вы, говорят, еще с ночи пришли, может быть, волнуетесь?

Левану не понравилось, что Элизбар спросил его об этом при рабочих.

— Я вижу, вам своевременно доложили обо всем, Элизбар Иванович.

Начальник цеха смутился и посмотрел на Левана. Хидашели улыбался.

— А что тут удивительного? Тот, кто сказал мне об этом, намерен был похвалить вас. Что плохого, если человек волнуется, когда впервые выходит в смену?

Элизбар произнес эти слова очень спокойно, примирительно. Ему тоже не хотелось, чтобы у людей создалось впечатление, будто у него неприятности со своим сотрудником.

— Первый день в вашем цехе, Элизбар Иванович, — подчеркнул Леван, — в вашем, а не вообще в цехе. А то товарищи могут подумать: человек впервые на заводе и сразу назначен начальником смены.

Элизбар, нахмурившись, уставился в сменный журнал и упорно вертел карандаш.

— Элизбар Иванович, я же в шутку сказал, не в обиду, — добавил Леван, с улыбкой взглянув на остальных, и ни на одном лице не прочел неудовольствия.

А Нодар даже подмигнул ему понимающе. Леван понял: он не переборщил. Свое сказал и всем дал понять, что легко не даст себя обидеть.

Пожалуй, только Георгий Меладзе глядел без одобрения.

Меладзе считался лучшим знатоком мартеновских печей. Его знали во всей стране и часто приглашали на разные заводы, когда требовался сложный ремонт печей. В теории он, как и Элизбар, разбирался слабо, окончил только техникум. Ему было всего тридцать пять лет, но он не стремился учиться. В своем деле он и без того считался профессором, его так и называли на заводе, для обер-мастера этого было достаточно. Он тоже не любил, когда молодые инженеры гордились своими научными знаниями.

— Давайте приступим, — сказал Хундадзе и попросил паспорта плавок.

Оперативная летучка началась.

Элизбар почти не слушал начальника смены.

«Нахальный молокосос! — думал он и не мог успокоиться. — Пусть не очень зазнается, а то недолго и шею сломать. Еще поймет, что старый конь борозды не портит, да поздно будет. — Впрочем, Элизбар больше сердился на себя самого. — Как мальчишка ловко отрезал, а у меня словно язык одеревенел».

После летучки Элизбар сказал Левану.

— Если вы хотите, я попрошу Нодара остаться хоть часа на два и немного помочь вам. Ты, правда, погорячился, но первый день есть первый день.

Начальник цеха перешел на «ты». Как любил повторять он сам, человеку, состарившемуся в мартеновском цехе, не пристало говорить изысканно.