Загрузка руды, агломерата и раскислителей в домну происходит непрерывно. Ее производят с помощью маленьких вагонеток — скип. Каждый раз, когда скипа разгружается, приходится открывать печь. Но при этом в домне необходимо сохранять постоянную температуру и давление. Для этого в верхнее загрузочное отверстие вставлены три воронки — одна над другой… Скипа опрокидывается в верхнюю, а нижняя в это время прикрывает отверстие печи. Затем верхняя воронка открывается к расширенной части домны, и через свободные щели шихта ссыпается во вторую воронку. Как только верхняя воронка опорожняется, ее поднимают на прежнее место и отверстие герметически закупоривается. Только после этого открывается нижняя воронка.
Вот в этом-то устройстве и произошла авария. Между нижней воронкой и стенкой застрял большой ком извести. Как ни старались его протолкнуть вниз, это не удавалось.
Михаил Георгадзе ворвался в цех взбешенный. Но там никого не было, все старались не попасться ему на глаза, зная характер главного — он мог вылить свою злость на первого встречного, независимо от того, виновен он или нет. Некоторые зашли в комнату отдыха, другие укрылись за будкой сменного инженера.
Домна имеет высоту пятнадцатиэтажного дома; чтобы попасть к месту аварии, надо было сесть в лифт, надеть противогаз, потому что во время плавки выделяется много вредных газов и все они собираются вверху. Человеку с больным сердцем ни в коем случае нельзя туда подниматься. Георгадзе хорошо это знал. Знали это и доменщики. Именно поэтому все они поднялись наверх и не торопились спускаться. А Георгадзе бегал, ругался, бесновался внизу.
Наконец он заметил за будкой рабочих.
— Вы чего от меня попрятались? Где Зураб Миндели, где, я вас спрашиваю? Всех с работы поснимаю! Никого в цехе не оставлю!
— Он наверху, товарищ главный…
— Ты из чьей смены?
— Георгия Меладзе.
— И он тоже наверх соизволил подняться?
— Да.
— Конечно, все боятся мне в глаза посмотреть. Сейчас же поднимись и скажи, что я приказал немедленно спуститься. Я жду! А сварщики пришли?
— Они давно наверху.
— А все в противогазах?
— Все, кроме Миндели и начальника смены.
— Поделом им, что бы ни случилось! Слыхано ли — такая авария! Нет, я тебя спрашиваю, ты когда-нибудь слыхал о такой аварии? Чтоб в воронке известковый камень застрял? Это позор на весь свет!
«Легко я отделался», — обрадовался рабочий и побежал что есть силы.
Давление в печи уже упало. Температура снизилась. Дальнейшее охлаждение грозило катастрофой — кирпич мог дать трещины.
Георгадзе уселся в будке. Второго рабочего послал за водой. Парнишка вернулся мигом. Главный отпил несколько глотков и поставил стакан на пол.
— Ну что, твои начальники спрятались? Ничего, им это не поможет. Еще наплачутся у меня!
Когда посланец Георгадзе поднялся наверх и сообщил, что есть приказ немедленно спуститься, Зураб Миндели накричал на него:
— Не видишь, что я делаю! Разве можно сейчас отойти отсюда?
Миндели знал твердо, его союзник — время. Основное — не попасть главному под горячую руку.
Рабочий походил вокруг Миндели и спустился вниз.
— Что, не соизволил спуститься? — закричал навстречу рабочему главный. — Конечно, он же не дурак! Да и я не дурак. Посмотрим, кто кого. Спустится же он когда-нибудь…
Георгадзе снова приложился к стакану с водой.
— Камень большой?
— Да килограммов пять будет.
— Что они делают?
— Верхнюю воронку уже сняли…
Михаил вскочил и в то же мгновение почувствовал в груди глухую боль. Прижал руку к сердцу, осторожно сел и потянулся к стакану с водой. Но вода была теплой, и он в сердцах выплюнул ее.
— Вот проклятая, уже нагрелась, как это так быстро?
Парень схватил стакан и опрометью бросился за газировкой.
Георгадзе жадно выпил и снова заговорил:
— Как тебя зовут?
— Ладо.
— Ладо, а теперь ты поднимись и скажи Миндели: если невозможно вынуть нижнюю воронку, пусть разрежут ее и бросят в печь. Только, пока не пустили пар, пусть наденут и не снимают противогазы. Понятно?
— Понятно, начальник.
Миндели работал, что называется, стиснув зубы. Услышав приказ главного, улыбнулся, а противогаз все-таки не надел.
Георгадзе по-прежнему сидел в приборной будке. Маленькими глотками пил воду и время от времени посылал наверх рабочего с новыми распоряжениями.
В домну пустили пар и ядовитый угарный газ перевели в двуокись углерода. Опасности отравления уже не было, но дышать над печью без противогаза было все же трудно.
Над колошником поднимались такие клубы пара, что невозможно было что-либо разглядеть. Электросварщиков поочередно обвязывали тросом и спускали к воронке. На ощупь они добирались до воронки, и, только когда вспыхивали их сварочные аппараты, они могли разглядеть, что происходит внутри.
Металл упорно не поддавался. Каждому сварщику удавалось разрезать не больше одного-двух сантиметров, потом его вытаскивали наружу и опускали следующего.
Уже начало светать. Пришла на завод следующая смена. И теперь к Миндели и Мгеладзе присоединился Гигинейшвили.
Георгадзе и не думал уходить. Время от времени к нему спускался мастер и докладывал о том, как идут дела наверху.