Год активного солнца

Для Левана эти традиционные семейные сборы были сущим мучением. Он чувствовал себя не в своей тарелке, ему было скучно. Даже притвориться веселым не удавалось. Сквозь вынужденное внимание к родственникам прорывалось явное раздражение.

Все эти годы действительно он писал домой редко, и письма его были короткими и сухими. Когда от брата приходили послания на пяти-шести страницах, Леван искренне изумлялся: господи, откуда у него столько времени и слов?

И на этот раз, несмотря на трехлетнюю разлуку, семейный обед его не радовал, шумное поведение племянников бесило. Но особенно действовал ему на нервы Тенгиз. Он, как и прежде, говорил с братом покровительственно, будто с мальчиком, и, обратившись к отцу, снисходительно спросил:

— Какие планы у его светлости, не намерен ли он жениться?

— Очень прошу, оставь мою светлость в покое, — громко, не скрывая раздражения, сказал Леван.

В это время маленький племянник намочил штанишки и заплакал. Тенгиз вскочил и начал ловко переодевать малыша.

— Не беспокойся, я сама, — вмешалась Циала, но Тенгиз отстранил жену. Видимо, эта процедура доставляла ему удовольствие.

Леван удивился: что ему за охота заниматься бабьими делами? Потом принялся внимательно, словно впервые, рассматривать жену брата. Циала была доброй и простой женщиной, хорошей хозяйкой, с уравновешенным, спокойным характером. Никто никогда не слыхал от нее резкого, даже громкого, слова. Она всегда была занята какой-то домашней работой и квартиру держала в образцовом порядке и чистоте.

Он вспомнил Натию и сравнил со своей невесткой. Сравнение было не в пользу Циалы. Перед ним возникло умное, утонченное лицо Натии. Ее светлые волосы, полные губы. В воображении Левана Натия рисовалась далекой и таинственной феей.

До Натии Леван никого не любил. Нравились ему многие. Например, одна химичка. В нее, пожалуй, он был почти влюблен. Но потом разочаровался. Они стояли в очереди за стипендией, она была совсем близко и выглядела очень усталой. Леван представил себе ее дома, непричесанной, на кухне. И облик девушки навсегда померк в его воображении.

«Еще дней десять, и Натия вернется в Тбилиси», — думал Леван.

За столом Нино завела разговор об их соседе Симоне Канчавели.

— Что, опять скандалит, бедолага? — спросил Тенгиз.

— Он очень ревнив, — ответила Нино.

— Наверное, не без основания. Зачем женился на женщине, которая черт знает с кем таскалась? — резюмировал Тенгиз, а потом обратился к брату: — Леван, ты не вздумай за ней ухаживать. Как-никак сосед.

— Я просил тебя прекратить дурацкие разговоры!

— Как ты смеешь так говорить со старшим братом? — рассердился Тенгиз.

— Мне придется сказать тебе более неприятные слова, если ты не перестанешь поучать меня. Ясно?

— Посмотрите на этого оболтуса! Слушай, даже если ты окажешься гением, ты все равно останешься моим младшим братом. Не забывай этого!

Леван оттолкнул тарелку и вскочил из-за стола.

— Ну вот, началось! Так и до драки недалеко, — возмутилась Нино.

— Мам, но ты посмотри, как он разошелся! — еще громче закричал Тенгиз.

— Хватит вам! — возвысил голос Варлам.

— Я пошел, — сказал Леван матери.

— Никуда ты не пойдешь! — вскочил Варлам.

— Сынок, куда ты? Тенгиз, ну помолчи же, дай ему хоть пообедать, — взмолилась Нино.

— Мам, я сяду за стол, если ты скажешь, чтобы он перестал говорить глупости.

— Это кто говорит глупости? — теперь уже взвился Тенгиз.

— Сядь хоть ты, — не выдержал Варлам.

— Нет, нет, Циала, уйдем немедленно, одевайся!

— Да ты что, перестань!

— Я тебе говорю, одевайся!

— Малыш спит. Проснется, тогда и уйдем.

— Я тебе сказал, одевайся! Я возьму его спящим.

— А мы-то тут при чем? — почти плакала Нино.

— Беда мне, что за детей я воспитал! Сейчас же сядьте по местам! Немедленно! — Лицо старика покрылось красными пятнами.

Взглянув на взволнованное лицо отца, Тенгиз замолчал и сел, а Леван выскочил во двор.

«Нет, так жить нельзя, — думал Леван, — я их всех люблю — и маму, и отца, и племянников, но жить с ними невозможно. Я просто не смогу…»

Уж очень привык он к полной независимости за последние годы. Теперь даже с близкими людьми ему было трудно.

«Хоть бы скорее мне дали квартиру в Рустави».

2

После приезда из Гагры жизнь семьи Миндадзе пошла по-старому. Начались вечера, обеды. Леван опять частенько бывал у них. Но теперь всякий раз надеялся встретить Натию. При каждом звонке настораживался, ерзал на своем месте, оборачивался. Но Натия не появлялась. В конце концов он понял, что девушку в этот дом больше не пригласят. Он заметил, что Маринэ не упускала случая сказать в адрес Натии что-нибудь нелестное, если кто-нибудь упоминал о ней.

Леван собрался было позвонить Натии, но передумал — это выглядело бы по-студенчески. Потом решил в первый же свободный день подкараулить ее возле дома, сделав вид, будто это случайная встреча.

Он подождал, пока девушка перешла на другую сторону, и повернул за угол — боялся, как бы не догадалась, что он ее поджидал. Потом дал полный газ, пролетел мимо и резко затормозил.

Когда Натия поравнялась с его машиной, он вышел ей навстречу и, улыбаясь, поздоровался.