Год активного солнца

Она понимала, что говорит не то и не так. Просто ей неловко было стоять такой неприбранной и вести деловой разговор. Этот дикий купеческий халат до пят. Короткий спутанный чуб над желтым от бессонницы лицом, хоть бы припудрилась. Но разве она ожидала, что и тут, в поезде, ночью полезут к ней с делами? Кажется, интеллигентный человек, должен бы понимать, что не время и не место…

— Я оценил вашу шутку о поджоге, но хотел бы по делу.

Ко всему прочему, он еще и нахал, обругала его Кира Сергеевна. Мысленно, конечно.

— По делу я принимаю в горисполкоме.

Глаза у нее сделались сухими, строгими.

— Я приходил, вы меня не захотели принять.

— Не смогла?

Он покачал головой.

— Не захотели. В приемной мне было сказано: «Вопрос решен, Кира Сергеевна по этому вопросу не примет».

Она свела брови. Обычные Шурочкины фокусы, распоряжается, как у себя дома.

— Какой же у вас вопрос?

Отлично знала, какой у него вопрос, просто оттягивала время.

— В отделе культуры сказали, что школа отстраиваться не будет. Это правда?

— Правда. Пока не будет. Средства переброшены на больницу.

— Почему?

— Объект более важный. К тому же это не просто больница, это для женщин. Гинекологический корпус.

— Все равно.

— Не совсем.

Он вертел папиросу в длинных белых пальцах.

— Но ведь было решение отстроить школу.

Кира Сергеевна помолчала. Потом сказала оттаявшим голосом:

— Зайдите ко мне. Сегодня вторник? Скажем, в четверг с утра.

Он уловил теплоту в ее голосе, улыбнулся.

— А Цербер ваш пустит?

Она тоже засмеялась:

— Цербер пустит.

Он поклонился, отошел к окну и опять курил там. Кире Сергеевне не хотелось уходить отсюда, от прохладного сквознячка и света в темную духоту купе, но стоять тут и дальше в своем халате она не могла. Было такое чувство, словно в этом диком виде пришла на работу.

Вернулась в купе, легла поверх одеяла. Долго слушала стук колес и неожиданно для себя уснула. Во сне увидела давно умершую мать. Улыбаясь, идет она, осторожно, боком ставит ноги и несет чай.

2

Знала, что никто не встретит — все на работе — и просто на всякий случай всматривалась в толпу на перроне: вдруг кто-нибудь да пришел? Была бы приятная неожиданность. Но неожиданности не случилось, и она, вопреки логике, слегка обиделась. Муж мог бы вырваться на часок, экзамены в школе закончились, выпускной вечер — в семь, просто обычная его лень… И еще она подумала, что жизнь никогда не дарила ей приятных неожиданностей, пора бы привыкнуть.

Было утро, но от жары уже потемнел и размягчился асфальт, солнце жгло плечи, а к обеду может собраться дождь, погода неустойчивая, сумасшедшая: год активного солнца.

Кира Сергеевна шла, утопая каблуками в асфальте, щурясь от яркого неба, от белых стен вокзала, от кричащей пестроты цветов и людей. После месячной разлуки как бы заново увидела все это: похожее на дворец из сахара здание вокзала с резными темными дверями, отливающий синью асфальт площади в рамке из густых каштанов, круглые корзины с цветами, похожие на огромные разноцветные торты, цветочниц с упрятанными под косынки лбами, радостно взлетающий вверх залитый солнцем проспект Космонавтов с узкими высотными домами. После строгой деловой столицы родной город казался экзотичным и праздничным. Толпы курортников и экскурсантов, прикрывшись зонтами, газетами, стояли возле сонных «Икарусов», и Кира Сергеевна поставила чемоданы, огляделась: носильщиков но найдешь, такси — тем более. В каждом городе теперь — экскурсанты, даже там, где и смотреть-то нечего. Везде ищут старину. Все прямо помешались на старине!

Она стояла, соображая, как же теперь добраться домой. Как дотащить пудовые чемоданы хотя бы до троллейбуса? Хорошо, хоть книги, которыми их щедро «отоварили» на семинаре, догадалась отправить почтой.

Пожалуй, Шурочке следовало сообщить о приезде, она прислала бы машину. Но Кира Сергеевна боялась, что секретарша не вытерпит, проговорится, и начнутся звонки. А она этот день — день возвращения — решила посвятить отдыху и безделью.

Снова ухватилась за ручки своего неподъемного багажа, пронесла несколько шагов. Какой-то таксист все же сжалился, высунувшись из машины, крикнул:

— Куда поедем, мамаша?

Она подумала: неужели я такая старая, что этот верзила годится мне в сыновья?

Шофер медленно вылез из машины, открыл багажник.

— Помогите же донести до машины, — сказала Кира Сергеевна, коленом подпирая чемодан.

Шофер закурил, сунул в карман зажигалку:

— Не входит в обязанности.

Он пристроил чемоданы, закрыл багажник.

— А в порядке любезности? Я женщина, причем не молодая… Сами сказали «мамаша».

Он скосил на нее глаза и ничего не ответил. Поправил белую кепочку с рисунком из «Ну, погоди!», безмятежно полез в машину. Уже когда ехали, Кира Сергеевна затеяла с ним спор. Просто так, ради спортивного интереса.

— Я не раз была за границей, там у пассажира о багаже и голова не болит. Прямо в гостиницу, в номер доставят.

Увидела в зеркальце его выпуклые глава и как лениво перекатил он сигарету из одного уголка рта в другой.

— И при пассажирах таксисты не курят.

Он помолчал, посопел, выпуская клубы дыма. Потом сказал: