Год Барана. Макамы

Он родился в корейской семье. Корейской, православной. В Приморском крае, где семья проживала раньше, родителей окрестили вместе со всей деревней, раздали деревянные крестики. В тридцать седьмом всех корейцев, опасаясь их шпионажа, загнали в поезда и потащили вагонами через Сибирь неизвестно куда, многие говорили, что в ад. Но родители не только от такой дороги не померли, а ведь могли, но даже болели нетяжело, только у отца на всю жизнь сохранился кашель. Добравшись до ада, все вышли, будущие родители тоже. Кругом пустота. Полная пустота без деревьев, без моря и других вещей, к которым привыкли в своей прежней жизни, а воздух сухой, колючий, пыльный. Но все-таки воздух был, воздух, нужно было только освоиться в нем, научиться дышать. Через год они научились, а еще через два года зарегистрировали брак. Любви было мало, но семьей двоим людям выживать легче. Для общего сведения, колхоз, в котором работали, специализировался по луку.

Отец, Ким Виссарион Григорьевич, стал передовик производства. В партию его из-за нации не звали, и он спокойно продолжал молиться русскому Богу, целуя икону, благодаря за урожай, за новый сорт лука и рождение очередного маленького Кима. Колхоз располагался недалеко от города Ташкента. Виссарион Григорьевич вскоре после войны побывал там с агрономом по линии командировки, заодно узнал насчет церкви. Ему сказали, что церковь есть и где. Только переспросили, точно ли ему, по виду казаху, нужна церковь, а не мечеть, например? В городе тогда корейцев по населению было мало, но их почти не знали, принимали за казахов, которых знали. “Я не казах, — объяснил Виссарион Григорьевич. — И мне нужна церковь по личному делу”.

Церковь была возле Госпитального базара, ее недавно открыли, до этого был гараж с машинами. Теперь в помещении шел частичный ремонт. На нетиповую наружность Виссариона Григорьевича снова обратили внимание, но, заметив, как он грамотно крестится и кладет поклоны, отвернулись и стали смотреть в другую сторону. А Виссарион Григорьевич и сам радовался, что не забыл эти движения. На исповеди батюшка ласково спросил его о нации, Виссарион Григорьевич ответил, что нация корейская, но крещен в детстве, по поводу чего носил крестик, который пропал в депортации, одна только священная ниточка на шее и осталась, вот эта, а новый крестик изготовить сам для себя считал нескромным. Священник выслушал про поезд и Сибирь, даже про лук и еще про кое-что, чего пересказывать нельзя, исповедь все-таки, а потом показал, где можно купить новый крестик, что и было сделано.

С тех пор Виссарион Григорьевич раз в месяц, надев пиджак и шляпу, ездил в Собор. Там к его внешности привыкли, не толкается, шляпу снимает, ну и что, что казах или кто он там. А когда Виссарион Григорьевич принял участие в субботнике по разбору пола, то и зауважали, стали спрашивать о здоровье и передавать приветы. Иногда он приводил с собою жену, но она в церкви чего-то боялась и оглядывалась по сторонам, как в гостях. Когда в церкви собирали пожертвования для сирот войны, Виссариона Григорьевича выбрали в помощники, он передал в общий котел свою рубашку и помог составить список, копию которого потом берег, не выбрасывая, не сдавая в макулатуру.

Список вещей,

пожертвованных прихожанами обеих церквей города Ташкента

в пользу сирот воинов, погибших на фронте

1. Материя хл.-бум. в клеточку — 7 м.

2. Материал синий фланелевый 1 1/4 м.

3. Пеленки детские белые — 4

4. Салфетка желтая — 1

5. Материал хл.-бум. ситец в полоску — 3 м.

6. Бязь 1 1/2 м.

7. Грисбон 2 1/2 м.

8. Бязь — 2 м.

9. Желтый материал — 1 м.

10. Материал ситец горошками — 3/4 м.

11. Материал белый в трех кусках 3/4 м.

12. Шерстяная вяз. кофточка

13. Полотенца разные — 12

14. Детское пальто старое — 1

15. Брюки д/мальчика старые синие — 1

16. Носки теплые — одни новые

17. 3 панамы старые

18. Вязаная тюбетейка — 1

19. Гимнастерка старая — 1

20. Пшено 0,5 кг

21. Дамские чулки — 2 п. новые

22. Носки мужские — 2 п. новых

23. Детские чулки — 3 п. новые

24. Носочки старые

25. Брюки мужские белые ношеные — 1

26. Кофточки детские — 3 старые

27. Рубашки детские д/мальчика — 3 старые

28. Трусы старые — 3

29. Мужская рубашка — 1 старая

30. Платьице детское новое — 1

31. Платьица детские новые — 2

32. Свитера детские старые — 2

33. Майка старенькая — 1

34. Рубашечка детская — 1

35. Сетка мужская новая — 1

36. Косынка вязаная белая — 1

37. Красн. сатинов. повязка — 1

38. Носовые платки — 6 старых

39. Скатерть старая вышитая — 1

40. Марли на 2 платка

41. Нагрудники — 2 старых

42. Беретки — одна пуховая, одна вязаная

43. Фуражки старые — 2

44. Платье детское старое — 1

45. Детские колготки старые — 1

46. Моток ниток серых

“Мама, посмотрите, вот какой-то спи-сак вэ... вещ...”

Тельман был младшим, самым младшим, пятьдесят пятого года. Года Барана, говорила мать, помнившая названья всех корейских годов. Тельман, маленький барашек, много спрашивал, интересовался всем. Задавал вопросы сестрам и матери. Они что-то по-женски, по-своему, отвечали. Отец бывал дома редко, ел отдельно, быстро засыпал и не любил разговоров.