Год Барана. Макамы

“У меня скоро заканчивается декретный отпуск, — сказала Принцесса. — Если вы не хотите, чтобы я оставалась, отпустите нас с Хабибой”.

“Ты сама не хочешь оставаться”, — сказала свекровь.

“Не шумите!” — произнес свекор с балкона.

“Я же подписала все, что вы сказали”.

“А сколько ты у нас крови выпила, прежде чем подписала?” — спросила свекровь. — Я тебя как дочку любила, а ты сколько не подписывала?”

“Пояс болит...” — сказала Принцесса.

“Я спрашивал у друзей, они говорят, что такие пояса можно сделать на заказ, но это дорого, — сказал Тахир. — Тебе лучше просто похудеть”.

“Я знаю одно средство для похудания, — сказала свекровь. — Записывай...”

Ей предложили согласиться на фиктивный развод.

“Я хочу уехать”. — Принцесса поднялась и дошла до туалета. Достала мобильный, отправила эсэмэску отцу. Подняла халат, провела рукой по поясу. Хабиба, они спят вместе, думает, что так у всех, что так и у нее потом такой пояс будет. Может, она права.

Ее поставили торговать специями. У кого-то из друзей мужа возникли проблемы с регистрацией, нужно было подменить. Она не хотела, но ей сказали: “Немного постоишь, ничего страшного”. Все документы, и ее, и Хабибы, свекровь забрала, чтобы глупостей не наделала. Мобильный у нее тоже забрали. Каждый день она просила купить билет и отпустить их в тепло. Ей повторяли про развод. “Не шумите!” — кричал свекор. Из левого глаза свекрови текли слезы, но правый оставался сухим.

На рынке было холодно. Специи покупали мало. “Смотри, мама, тетя песочком торгует”, — сказала какая-то девочка. Товар ей нравился, от него, особенно от тмина, зиры и черного перца пахло чем-то родным. Хотя от молотого черного перца жгло глаза. А плакать за прилавком было неудобно, надо было, наоборот, улыбаться. Но даже улыбаться было холодно, улыбка на губах замерзала. Рядом стояла азербайджанка Надя и говорила, что каждое утро она варит яйцо и кладет себе туда в шерстяные колготки, потому что простудишь органы, потом все. Принцесса сказала ей про свой пояс. “Слышала, — сказала Надя, — но сама не носила”. Надя торговала соленой капустой и другими соленьями, про которые говорила: “Не люблю. Мокрые и холодные руки потом от них”. Сказала Принцессе: “Пусть тебе муж купит пояс с утеплением, чтобы согревало”. Подругами они так и не стали, у Нади был очень громкий голос.

А один раз был такой мороз, что Принцесса еле-еле дождалась сменщицу и пошла в другую сторону. Не в ту, какую надо. В той, другой стороне, был парк, черный и холодный. Она шла сквозь парк, с каждым шагом все больше замерзала. Ее тело превращалось во что-то постороннее, она подумала о Хабибе и поняла, что ничего, о Хабибе позаботятся. Потом подумала о своей первой любви из 8 “Б”, ради которого целовала бумагу, и остановилась.

Перед ней стояла женщина, Принцесса в нее чуть не врезалась, так замерзла.

“Ну вот, — засмеялась женщина, — уезжали мы от них, уезжали, а теперь они к нам повалили, пройти нельзя. Ну, что стоишь? Асалям алейкум? Якшимисиз? Балалар якши?1”

1 — Здравствуйте. Как ваши дела? Как дети? (искаж. узб.)

Принцесса хотела ответить, но губы не смогли. Только кивнула и заплакала.

“Мам-дорогая, она ж вся синяя! Ну-ка давай ко мне, я тебя хоть чаем отогрею. Бечорашка какая! Да иди, что встала!”

Женщина оказалась родом из Ташкента. Принцесса помнила, что они поднимались по лестнице, в подъезде было тепло, а в квартире еще теплее. Женщина втолкнула ее, мороженную, в ванную, под горячий напор. Потом стала мазать водкой.

“Я сама вначале тут мерзла, — мазала ее женщина и растирала. — Мы ж, ташкентские, разбалованные, к теплу приучены, солнышко нам подавай. Тебя как зовут?”

Принцесса хотела сказать спасибо и уйти, но женщина стала наливать чай: “Угощайся конфетами. Кондитерские изделия здесь, конечно, на уровне”.

Принцесса взяла конфету, полюбовалась оберткой. “Можно я дочке возьму?”

Потом разглядывала стены. На полках стояли банки с чем-то разноцветным.

“Это песок, — сказала женщина. — Крашеный песок”.

И сняла с полки. Песок. Да. Только разноцветный. Один слой белый, другой синий.

“Увлеклась тут этим. Затягивает, и нервы. От нервов лечит. Что мне еще, пенсионерке”.

“Вы на пенсии?”.

“На пенсии... Это разве пенсия?! Не смешите меня!”

За окном дымил снег. “Молоко”, — сказала о нем женщина вглядываясь. Подлила еще чая.

В узбекскую пиалушку, с хлопковой коробочкой.

“Да, оттуда везла. Эх, пенсия, пенсия... Там бы у меня еще меньше была, копейки. Но зато фрукты!.. Какие фрукты у нас, а? А здесь что? Вода”.

“Это оттого, что здесь дождей много”.

“И дождей, и воруют. Все импортное”.

Принцесса вертела баночку с песком, разноцветные струйки песка перетекали друг в друга, розовый в синий, синий в белый.

“Нравится? Бери на память”.

“Спасибо...”

“Держи-держи. У меня вон их сколько, солить можно. Слушай, ты ж на рынке стоишь? Может, дам несколько баночек на реализацию? Вон ту, например...”

Принцесса сказала, что должна посоветоваться об этом с мужем.

“С мужем?.. Ну, понятно. Нет так нет”

“Нет, я с удовольствием возьму...”.

“Знаю я этих ваших мужей”.

“Он компьютерами занимается”