Год Барана. Макамы

Саксаул горел хорошо, ветер играл огнем. Они сидели вокруг костра и глядели на пламя. Глядели в сердце костра. В желудок костра и голубоватые кишки костра, в которых обугливались и загибались непереваренные ветви.

Костер был Бараном, огненным Бараном, согревавшим их своей шкурой, золотым руном. Обжигающий жир Барана пузырился на ветвях саксаула, отслаивался жирным пеплом. Иногда сквозь огонь глядел глаз Барана, пока глазное яблоко не лопалось на огне, стреляя в темноту золотым соком.

Их стало четверо, спавшая женщина проснулась, обиделась, ушла. Ей предлагали остаться, чтобы не ходить ночью одной. «Там дальше еще одна дорога», — сказала женщина. «Нет там дороги», — сказал водитель. «Есть». — Повернулась женщина, уже уходя. Продолжения не было. «Если хочет, пусть гуляет». — Махнул водитель.

Чтобы переждать ночь — стало ясно, что машин уже не будет, — решили рассказывать истории. Так предложил Тельман. Они почему-то согласились. Не сразу стало понятно почему. Начала Принцесса.

Принцесса

Родилась в Самарканде, в семьдесят девятом, месяц февраль.

Первый раз полюбила в четвертом классе. Он, тот, кого она, был в восьмом. Она страдала, очень развитая уже была, почти готовая женщина. У нее была подружка, тоже влюбленная, в другого, так подружка что придумала. Выдрала из тетрадки лист, намазала губы помадой — и к листу. Подложила своему, в которого была, и стала ждать, что получится. Дождалась, он посмотрел на нее, сходили в кино с мороженым.

Принцессе тоже так захотелось. Помады у нее не было. Без помады губы оставляли только жирные пятнышки, догадаться по ним о чувстве было невозможно. Нашла ручку с красным стержнем. Паста кончалась, она долго царапала стержнем губы. Приложила бумагу. Подержала. Посмотрела. Заплакала. Кривой отпечаток. Губы болели.

Она сидела в спортзале, пахло ремонтом, темнело, здание было пустым.

Рядом банка с красной краской, от запаха или от слез болела голова.

Посмотрела на банку. Потом на краску. Потом быстро обмакнула в нее палец, провела по губам. И еще раз. Прижалась губами к тетрадному листку. Здесь и здесь. И еще здесь, чтобы понял. Получилось хорошо. Ярко.

Стала стирать краску с губ. Краска не стиралась. Не смывалась водой. Оставался вкус химии, и тошнило. Ничего. Со стороны будет казаться, что помада. Пошла домой.

«Девочка, что у тебя с губами?» — спросили в автобусе. Выскочила на первой остановке. Втянула в себя губы, борясь с тошнотой, стала ждать следующий.

Дома, к счастью, никого не было. Только бабушка. Которая ничего не видела.

Утром Принцесса сразу достала из портфеля заветный листок. Краска, которая вчера показалась ей красной, при солнечном свете оказалась коричневой. Темно-коричневой, как… ну, как… ну что вы все смеетесь?!

Листок с коричневым отпечатком гулял по классу.

Она пыталась вырвать. На переменке остатки краски счищали с губ ацетоном. В хранилище кабинета биологии. Рядом со скелетом, которого постоянно принимали в пионеры, повязывали галстук на шейные позвонки, соединенные проволокой.

После третьего урока ее вызвала Завуч.

Завуч была худая, похожа на скелет с галстуком. Хотя галстук носила не она, а пионервожатая, толстая, тайно курящая, чтобы избавиться от жира.

«Сама меня потом благодарить будешь, — сказала Завуч. — Тем более, из районо десять штук прислали, вот-вот комиссия придет, за все надо отчитаться. Так что и честь школы заодно спасешь, и свою собственную».

Достала из сейфа железяку.

«Так… „Сыктывкарский завод спортивного инвентаря“. Не московские, значит… А куда московские подевали? Ну ладно, что ж теперь! Главное, чтобы не натирало. А будет натирать — привыкнешь. „Пояс подростковый гигиенический, для дев., 1 шт.“ Что стоишь, смотришь? Снимай колготки! Комиссия, говорю, ожидается, снимай колготки, по-русски понимаешь?»

«Что это?»

«Что? Я ж сказала: экспериментальный гигиенический пояс. Вот. Для дев., один штэ. Тебе что, мать ничего не говорила про пояс невинности?»

«Кого?»

«Невинности! Куда родители смотрят — все школа за них должна, все школа должна. А потом удивляемся, откуда кругом курение и аборты!»

«Что?»

«Ничто! Не прикидывайся. Снимай колготки! Распоряжение гороно, мне еще девять поясов, это вообще ваших классных работа или медпункта. А всем на все наплевать. И что комиссия, и трубу прорвало. Ты долго еще будешь стоять?»

«Нет… не надо!»

«Потом сама спасибо еще скажешь! Родители спасибо скажут! Поклоняться школе! До земли. Земной поклон школе. Они же теперь спать спокойно будут, как люди!»

«Они и так… спят…»

«А теперь будут еще и спо-кой-но! Да что я тебя уговариваю… Всем, у кого проблемы с поведением, — пояс!»

«Я исправлю! Я обещаю…»

«Поздно, милая моя. Вот — пояс, вот — инструкция. Держи. Завтра еще эта комиссия… И давай по-хорошему. Это только первая партия поясов, мы еще всю школу в них нарядим! Вы еще… вы еще сами модничать станете друг перед другом! Хвастаться!»

«А мальчиков — тоже?»