Год белой кометы

…Самостоятельные ночные вахты с телескопом началась для Гармаша только через месяц после его окончательного переезда на Астростанцию. И хотя он довольно быстро освоил новое для себя дело, настоящей уверенности в работе не было еще долго. Часто снились тревожные сны, в которых происходили различные аварии и поломки, в том числе и такие, которые в реальности были просто невозможны. Иногда казалось, что гигантская труба телескопа падает прямо на него, что быстро вращающийся купол башни, ломая ограничители, сходит с направляющих и падает, скатываясь куда-то в балку… Снилось, что он долго не может отыскать неисправность в системе управления, и драгоценное наблюдательное время тратится зря… Но в то же время каждые новые сутки работы добавляли что-то новое в его знания, поднимали его над бытовой суетой, наполняли жизнь тем смыслом, который он так давно и трудно искал для себя. Это все же были радостные дни и ночи, которые останутся с ним уже на всю жизнь. И вот теперь — открытие кометы: событие, к которому он по праву чувствовал свою причастность. Володе всегда казалось, что главная часть человеческой истории — это история науки. Теперь эта история творилась на его глазах и, в какой-то мере, его руками… Нет, это кресло дежурного инженера телескопа было для него не случайностью, а целью жизни, и пусть друг Стрижевский по-житейски прав, его правда — это еще не правда всей жизни. Есть еще правда мечты, без которой любая жизнь лишена всяческого смысла. Теперь он, Володя Гармаш, это знает, знает точно и наверняка!

7

На очередном семинаре, который состоялся в институте через три дня после возвращения Кирилова с наблюдений, Гребков коротко сообщил собравшимся об открытии новой кометы.

— Событие это, в общем-то, достаточно редкое для профессиональных астрономов, — директор откашлялся и перевел взгляд в аудиторию поверх очков, — сейчас кометы, как вы знаете, чаще всего открывают любители.

В зале послышался легкий смешок. Представить Кирилова в роли астронома-любителя всерьез не мог, пожалуй, никто, и, прежде всего, потому, что сам Максим Петрович всегда при случае подчеркивал, что в современной астрофизике открытия «летающих камней» — дело случая, и они не продвигают изучение наиболее серьезных проблем науки сколько-нибудь значительно.

— И все же, — продолжал Вадим Сергеевич, — я считаю необходимым поздравить уважаемого Максима Петровича с новым объектом, который зарегистрирован МАС (МАС — Международный Астрономический Союз.) как комета Кирилова, прежде чем дать ему слово.

Раздались дружные аплодисменты. Кирилов вышел к демонстрационному проектору и попросил тишины.

— За поздравление сердечно благодарю, но вообще до- вольно забавно, что этот камушек достался ревностному противнику всяких кометных и астероидных забав. Все-таки наши инструменты способны на более глубокие исследования. Но нельзя не учитывать огромный интерес к таким событиям общественности, прессы да и значительной части астрономов, и не только в нашей стране. Короче, раз уж открыли, будет неразумно уступать кому-то и приоритет в исследованиях.

Кириловщелкнул выключателем, на экране появился снимок, скопированный с компьютера на пленку, и Максим Петрович показал кончиком авторучки на слегка вытянутый темный штрих.

— Комета движется к нам по сильно вытянутой орбите и период ее обращения по предварительным расчетам что-то около трех тысяч лет. Яркость объекта высокая, и невооруженному глазу он будет доступен уже в октябре. Пик яркости будет приходиться, видимо, на безлунное время ноября, что вполне может позволить провести качественные наблюдения как спектральными, так и фотометрическими приборами. Была бы погода… Ну вот вкратце и все. Есть вопросы?

Кирилов замолчал. Гребков снова встал из-за стола и, как бы споря с кем-то, добавил:

— Конечно, такие наблюдения достаточно далеки от тема- тики института, но, с другой стороны, они могут добавить нам и известности и авторитета среди тех, кто распределяет средства на научные программы. Возможно то, что было у нас запланировано ранее, куда важнее с точки зрения фундаментальной науки, но, вы сами понимаете, что яркая комета, нами открытая, — это событие, которое может больше никогда не повториться. Наверняка не повторится. Думаю, что мы должны скорректировать и свои планы, и свою работу.

— Есть вопрос!

Из третьего ряда поднялся Лев Юлианович Лонц, и Гребков сразу понял, о чем он будет говорить. Предстоящие изменения в работе явно шли вразрез с намерениями сотрудников лаборатории Лонца и с планами самого Льва Юлиановича.