Год без покупок. Как я отказалась от бессмысленных трат и обнаружила, что полноценная жизнь дороже всего, что можно купить в магазине

Только стоя посреди пакетов и коробок с хламом и увидев все то, что Джен решила сохранить, я начала понимать, кем она на самом деле была. Она оставила картины в рамах, которые она сама ошкурила и перекрасила. Оставила столики и серванты, с которыми она сделала то же самое, а ящики обклеила обоями или ярко раскрасила. Она оставила коллажи и фотоальбомы, которые собрала сама, чтобы сохранить воспоминания о путешествиях с подругами. Оставила огромные часы, к которым были приклеены 12 старинных чашек и чайников, по одному на каждое деление циферблата. А ее доска для записей, как обычно, пестрела новыми цитатами и рисунками. Как я могла не замечать, какой творческий человек Джен? Какая она талантливая, изобретательная и яркая? Мы 20 лет знали друг друга и даже жили вместе: как же я могла этого не замечать?

С такими мыслями я вернулась домой и задумалась, а почему я сама не стала более творческой личностью. В моей семье хватало талантов. Когда мама была моложе, она любила играть на гитаре. Она даже поступила на музыкальный факультет в колледже, но передумала и переехала вместо этого в Торонто, а потом в Ванкувер и, наконец, в Викторию. Но ее гитара путешествовала вместе с ней, и она все время на ней играла. Я помню, как слушала ее песни ребенком. Мама любила рок-н-ролл, и когда она не играла сама, мы слушали такие группы, как Aerosmith, Guns N’ Roses, Led Zeppelin, Pearl Jam, Pink Floyd и Tragically Hip. Когда ее не было в комнате, я иногда открывала чехол гитары и касалась струн, чтобы почувствовать, каково это – создавать музыку.

Моя мама была из тех, кто никогда не сидит без дела. Когда я родилась, они с тетей арендовали помещение на улице Лоуэр Джонсон в Виктории, где теперь находится один из самых популярных хипстерских магазинов одежды в городе. Там они продавали ткани и вещи, которые сами придумали и сшили из этих тканей. На вешалках висели детские вещи, футболки, легинсы и платья. Моя тетя делала стеганые одеяла, которые они тоже продавали. Сейчас мне кажется, что мама никогда не отходила далеко от швейной машины. Если она не могла найти вещь недорого, она шила ее мне своими руками, включая самые сложные костюмы на Хеллоуин. Когда мне было четыре, она превратила меня в Минни Маус – с настоящими перчатками, ушками, ботинками и бантиком. В восемь я изображала белокурую версию принцессы Жасмин из популярного мультфильма «Аладдин». Костюмы, наверное, были ее коньком, потому что она шила их и для Алли, сама придумывая дизайн юбок для фигурного катания и платьев для соревнований. Последнее превратилось в маленький бизнес, так что вскоре мама стала самой востребованной портнихой в клубе фигурного катания.

Мой папа был таким же, хотя его креативность в основном проявлялась в строительстве. Мы выросли в том же доме, в котором рос и он. Когда его мать вышла на пенсию и уехала в Уэльс, папа и мама выкупили дом. Следы папиного труда можно было видеть в каждой комнате. Вместе с дедушкой они убрали стены в подвале, чтобы получилось большое общее помещение, – об этом напоминали светлые полосы, оставшиеся на потолке. Папа переоборудовал гараж в полноценную кухню, когда моя бабушка переехала из Онтарио и некоторое время жила с нами. Когда его собственная мама умерла, он потратил наследство, чтобы своими руками пристроить к дому восьмидесятиметровый гараж. Он метр за метром демонтировал деревянный настил за домом, а потом залил на его месте бетонное патио. Когда потребовалось починить внешние дренажные трубы, он выкопал траншею вокруг всего дома и справился с работой сам. Он также ободрал штукатурку, вырезал, покрасил и прибил новый сайдинг, поменял все окна и установил две дровяные печи. Мой отец был немного непоседливым. Как только он видел проблему, он придумывал, как ее решить, и брался за работу – и делал все идеально, не меньше. Разница между нами заключалась в том, что он действительно решал проблемы. Я просто покупала вещи, которые должны были мне помочь, но обычно этого не происходило.