Год Быка

– «Да! Опять здорово! Вы обратили внимание, что среди начальников, управленцев, редко бывают талантливые люди? Потому что система их выдавливает! А происходит это вот почему…» – снова поддержал его Платон, пытаясь перехватить инициативу.

– «Необходимо было уравновесить новое, чужое, со старым, своим. Но ничего не получалось. Старое бунтовало, а новое зачастую шло вопреки видимой потребности» – как показалось Платону в полудрёме, тише прежнего, не слыша собеседника, нечаянно перебил его Бармин.

– «О чём это Вы?!» – разбудил он того вопросом, окончательно отвлекаясь от своей темы.

– «Да вот Вам пример! Революция и Гражданская война в России, и также борьба идей при Петре Первом!» – показал Бармин, что вовсе не спит, а настойчиво продолжает свою мысль.

– «Вы теперь о другом!? Ну, ладно!» – не стал выяснять отношения Платон.

– «А-а?! Люди охотно уступают право на муки другим. Быть может именно поэтому так много всегда великомучеников, и так щедро выделяется для них место в истории?! Апостолов признавали лишь после их мученической смерти!» – снова встрепенулся апологет веры.

– «Давайте лучше о земном, у нас это лучше получается!» – предложил хозяин.

– «Часто в жизни люди физического труда завидуют людям умственного труда. Ибо не могут взять в толк, как это может такое быть, чтобы один копал землю и ворочал камни, но получал за это намного меньше того, кто просто носит голову на плечах? Разве головы не одинаковые? Может внутри они и различаются между собой? Но кто может заглянуть вовнутрь?

Я считаю, что молоть языком человек идёт лишь тогда, когда не способен ни к какой другой работе!» – перешёл гость на новую тему.

– «Ну, Вы, прям мазохист какой-то!» – поперчил её Платон.

Они допили чай, но разговор продолжили теперь о языке.

– «Научиться чужому языку толком невозможно. Лишь от своей матери в младенчестве возьмёшь всю глубину и сущность его. А от чужого языка возьмёшь лишь одни поверхностные сливки. Про хлеб и воду на чужом языке ещё спросишь, а вот проникнуть в его душу не сможешь!» – начал Вячеслав Александрович.

– «Вам виднее, Вы же учили персидский!» – скромно не стал развивать тему Платон Петрович.

– «В нашей великой империи люд до того был унижен и обобран, что стал равнодушен ко всему, утратив желание к протестам и восстанию!» – вдруг неожиданно выдал гость чью-то дурную мысль.

– «Это Вы о чём?!» – сразу встрепенулся вольнолюбивый Кочет.

– «Взять хотя бы современную историю! Сейчас почти всё население нашей страны недовольно жизнью, но восставать почти никто не решается!? – не прореагировав на вопрос, продолжил Вячеслав Александрович.

Он как будто бы и не слышал собеседника, сразу же перескочив на другую тему:

– «Только тогда есть настоящее искусство, когда оно непривычно. Власти это не по вкусу. Она желает, чтобы всё было одинаковым. Ибо только тогда можно уповать на свою незыблемость. А настоящая краса лишь в неодинаковости!».