Год быка--MMIX

Конечно, можно было бы поступить академи­чески интел­лигентно – сначала вывалить на чи­та­теля весь пере­чень историо­софских идей, обна­ружен­ных в Романе. Затем с помощью мас­сы умных слов из фило­софского словаря рас­крыть их содержание во взаимосвязи с известными понятиями. Для каждой идеи дать подробный ком­ментарий, историко-фило­софский обзор и библио­гра­фию. В общем, хватило бы на пару-тройку томов сложносочинен­ной монографии, и ещё на десяток-другой дис­сер­таций. Но мы оставим эту почётную обязан­ность про­фес­сиона­льным буквоедам, а сами пойдём иным путём. Будем вместе пере­читы­вать Роман, обсуждая историо­софские идеи в художе­ствен­ном контекс­те избран­ных страниц.

Например, одна из сквозных историософских линий в Романе – это весьма про­зрачная идея па­рал­лелизма истори­ческих событий, повторения одного и того же сюжета в раз­ные истори­ческие вре­мена. Самый первый диалог в Романе между Берлиозом и Бездомным сразу же посвящен этой идее. Правда, Берлиоз пыта­ется тут же отмахнуться от сути идеи, выхолостить её жизнен­ное содержание, представить дело так, будто все повторения внешних форм и сход­ство мифологи­ческих сюжетов про­исходят лишь из-за ограничен­ной фантазии людей на низших стадиях раз­вития. А уж мы-то, достиг­шие высшей стадии – неважно, социализма или там раз­витого либерализма, нынче свободны от всех этих устарев­ших предрас­судков, как и от самой Истории.

Однако, судя по линиям сюжета, Автор с Берлиозом не согласен. Я уже обращал внимание на то, что судьба мастера в парал­ле­льных москов­ских главах не про­сто повторяет судьбу Иешуа. Это повторение в раз­витии, попытка неско­лько иначе пере­иг­рать сюжет пьесы, чтобы избежать совер­шён­ных две тысячи лет назад ошибок. Спасён­ный из-под след­ствия мастер, «доброво­льно» поме­щён­ный в загородный сумас­шедший дом – это исполнив­шаяся мечта Пилата, придумав­шего способ обмануть судьбу, обойти неумолимые законы Истории.

Есть в Романе и другая истори­ческая парал­лель, связан­ная с судьбой Маргариты. Свита Волан­да сообщает нам, что речь идёт о повторении в Москве парижского сюжета пяти­сотлетней дав­ности. Однако в итоге работы над версиями Романа Автор отказыва­ется от идеи прямого пере­воплощения, то есть про­сто повторения судьбы. Истори­ческий сюжет раз­ыгрыва­ется в раз­витии, и муза историка, написав­шего роман, вовсе не является блудницей как светлая королева Марго. Однако, освободив на­шу Маргариту от груза сложной наслед­ствен­ности, в эпилоге Автор даёт весьма точное указание на особняк Морозова на Спиридоновке, где обитала очень похожая копия французской Маргариты. То есть опять доста­точно толстый намёк на идею повторения истори­ческих сюжетов.

Этими заглавными повторениями сюжетов истори­ческие парал­лели не ограничива­ются, о чём мы ещё поговорим буква­льно в следующей главе. Ну и напоследок заметим, что сам замысел Романа как повторение и раз­витие сюжета «Фауста» тоже отражает эту сквозную идею. «История повто­ря­ет­ся!» – повторяет Булгаков вслед за Гегелем, но вкладывает в эту формулу всеобъемл­ющий смысл. Не то­лько фарсовое повторение сюжета революцион­ной трагедии в рамках одного истори­ческого цикла, но вообще повторение, парал­лелизм сюжетов в каждом новом истори­ческом цикле.

Однако повторение поворотов судеб раз­ных истори­ческих эпох – далеко не един­ствен­ный вид сюжетных парал­лелей в Романе. Есть ещё многочис­лен­ные сход­ства взаимоотно­шений. Одно из та­ких совпа­дений мы уже нашли: парал­лелизм от­но­шений Воланд – Фагот и Пилат – Афраний. Похо­жую парал­лель Иван Бездомный обна­руживает в клинике, где доктор Стравинский не то­лько руко­во­дит, но и «по латыни, как Пилат, говорит». В театре Варьете в самый ответ­ствен­ный момент за глав­ного остаётся финдиректор Римский, как и римский прокуратор в Ершалаиме. На что же намекает Автор? Какую идею желает нам внушить? И нет ли в этих повторениях каких-то законо­мер­ностей?

Например, у Иешуа в романе есть три ученика – Иуда, Пилат и Левий. Мы доста­точно хорошо про­анализировали их психо­логию и функции в истори­ческом сюжете:

Иуда – исполни­тель, «технолог», живущий то­лько настоящим и служащий пере­говор­щиком, «пере­вод­чиком» между Иешуа и ершалаимским полити­ческим миром.

Пилат – предста­витель, взяв­шийся защищать Иешуа пере­д Каифой. Пилата волнует то­лько будущее, про­шлое ему безразлично, а настоящее даже ненавистно.

Левий – секретарь Иешуа, живущий лишь про­шлым. Как и Пилату, ему нена­ви­стно настоящее, но при этом безразлично будущее. Заметим, что «добрый» Левий владеет не то­лько писа­тель­ским пе­ром, но и острым ножом. Эти две ипос­таси – секретаря и палача, вполне можно объединить в одну общую функцию – «судейский».