Год Быка

Ну, ладно. Пора спать! – тот час решил старик, немного поворочавшись и поворачиваясь на левый бок, спиной к месту Галины – хозяйки дачного ковчега. Сделав несколько затяжных глубоких вдохов, доцент, кандидат медицинских наук, затих.

От тяжести в желудке ему поначалу начала видится всякая чертовщина. Потом тело несколько успокоилось, а душа подобострастно замерла.

От тишины проснулась, поздно прилегшая к телу старца, хозяйка.

Умер, что ли?! – пощупала она соседа по ложу за оголившуюся спину.

Нет! Ещё тёплый, даже горячий! Жар что ли у него? Ну, ладно, пусть спит Альфонсик! – закрыла и она глаза.

В ночи её несколько раз будил храп якобы любимого. Но всякий раз она пресекала его или громким окриком, шлепком по сморщенной ягодице, или толчком во влажную спину. Вскоре это динамическое равновесие подытожилось совместным мирным сопением квази супругов.

И во многом это было обусловлено навалившейся к ночи усталостью, в основном от ими съеденного и выпитого.

К утру их сны и сновидения объединились в одно целое.

Сквозь глубокий сон Иван Гаврилович ощутил от утренней прохлады сначала негу во всём теле, и он просто потонул в сладкой истоме.

Потом ему почудилось, что он очнулся в длинном, тёмном туннеле, что подтверждалось далёким ярким светом, скорее всего в конце него, в виде небесной звёздочки.

От страха он обернулся назад.

О, ужас! Сзади подступала чёрная, непроницаемая, прохладная бездна. Он отвернулся и пошёл, потом почти побежал к свету и теплу.

Иван уже сильно запыхался. Воздуха не хватало, и он судорожно вдыхал его. Выход из туннеля, хоть и медленно, но приближался. И тут он вспомнил рассказы некоторых людей, перенесших клиническую смерть.

Ну, точно! Это было именно так. Значит, я умер?! – испугался Гудин.

Да и врачей рядом нет, никто не вытащит меня обратно!? А так жить хочется! – почти застонал страждущий.

Он поозирался и попытался хоть что-то нащупать. Тщетно. Тут-то Иван понял, что уже без тела. Куда бы его единственный глаз ни бросал свой взгляд, зияла пустота. Даже рук не было.

А как же я всё это вижу?! Или это не глазом, а сознанием, душой?!

Тут-то он немного успокоился.

Значит, у меня есть душа!!! А Платон был не прав! – торжествовал он.

Тогда, скорее, в Рай! – побежал он быстрее по коридору, всё ускоряясь.

Как пробка из бутылки вылетел он на красивейший простор. Необыкновенная нега и душераздирающая радость охватили его.

В Раю всё было почему-то в салатово-бежевых и розово-голубых тонах.

Салатово-бежевый цвет – ладно! А вот розово-голубой? – почему-то вдруг засомневался квази моралист.

А вот и райские кущи, о которых так много говорили… большевики! – неожиданно, по привычке лицемерно, решил бывший вялый член руководящей и направляющей.

А-а-а! – вдруг понял он, словно почувствовал, как Галина рука спросонья шарит в поисках хоть какого-нибудь подобия его давно опавшего пениса.

Но Иван тут же отвлёкся на показавшееся множество красивых полуголых девиц, зазывно кокетничающих с ним. Но его тело, а больше его дух, не поддались искушению.

Грех это, тьфу! – вырвалось теперь уже искреннее из Ивана, обдав Галю зловонием за ночь ещё не переваренного.

(Платон же говорил, что «это» плохо кончится!)

От «этого» он полетел дальше, опять почему-то ускоряясь, к нежно-розово-голубому горизонту, туда, где виднелась его граница с салатово-бежевой твердью.

Пьянящий, напоминающий тёплый ночной, воздух обдувал его, но не давал захлёбываться от встречного набегающего ламинарного потока, вызванного открытием Галей окна спальни и её энергичными движениями банным полотенцем, служившим сейчас самодельным веером.

Это несколько спасло Ивана от жара и вновь ввело в тёплую негу.

Если бы он был инженером и был бы знаком с азами аэродинамики, то наверняка понял бы, что его несёт вперёд некое невидимое ему тело. А так, его медицинский кандидатский минимум не позволял этого понять вовсе.

Он даже было подумал, что.… Но тут же мысли сменились опасением. Его душа, по-прежнему не сбавляя скорости, неслась над Раем.

И только его необозримые прекрасные просторы, казавшиеся бескрайними и бесконечными, успокаивали Ивана Гавриловича. Он даже ощутил давно подзабытую детскую радость от такого полёта над красотой, словно Богом!

Но тут неожиданно сильный удар, словно подножка, или удар по лицу в нос, остановили его. Ему даже показалось, что он ощутил счастливо-земной запах крови. Но Гудин не успел это проанализировать, так как неожиданно недра разверзлись и он полетел в огненную преисподнюю, обжигаясь и распаляясь от резко охватившего его ужаса.

– «А-а-а-а! За что-о-о?!» – истошно заорал Иван, и… проснулся.

Галя натянуло на холодное и липкое тело сожителя простыню, и успокоила его:

– «Это всего лишь сон!»! – сказала она, пожалуй, даже со вздохом сожаления.

– «Ну, подумаешь, во сне тебе локтем в нос ударила! Я же нечаянно!» – неуверенно оправдывалась она.