Год Быка

После работы его пришла навестить жена, принеся приёмник для переживания за футбольную сборную, и кое-что к чаепитию. Всё остальное было в больничном буфете. Поговорили недолго. Платон сообщил, что операции делают с десяти утра до часа дня, и отпустил жену, оставив о её визите самое тёплое и приятное впечатление.

– «Ну, вот, и с женой попрощался!» – пропищал дремавший из недр.

А попозже вечером за Платона принялась медсестра Галина – располагающая к себе приятная, добрая и весёлая женщина лет тридцати пяти. Своими ласковыми руками она заботливо и профессионально подготовила интимные места тела Платона, тщательно всё выбрив, вплоть до последнего волосика на кончике, на время превратив их в девственно-детские.

– «Про меня обычно раньше говорили – вон идёт парень в мохеровом свитере!» – оправдался он перед нею своей волосатостью.

– «Да! Но здесь хватит только на рукавицы!» – поддержала Галина шутку пациента.

А за образцовое поведение и полное принятие в себя всей дозы клизмы, она даже высказала Платону комплимент:

– «У нас обычно больные капризничают, не дают в себя всё влить, и быстро бегут испражняться! А Вы молодец! Всё правильно сделали!».

– «Так я же человек дисциплинированный! И врачам всегда доверяю!» – познакомил её с другими своими достоинствами Платон.

После этого он всё ещё пока уверенной походкой направился занимать очередь в туалет, который к счастью никем не был занят.

В коридоре у входа в их палату Квак беседовал с пожилой медсестрой, что-то рассказывая ей о своих медицинских подвигах.

Слегка возбуждённый уже происшедшим с ним, и томительно ожидающий бурного продолжения, Платон непроизвольно громко захлопнул, находящуюся перед туалетом дверь в их общий тамбур – дабы не смущать беседующих звуками своего освобождения. Однако во след он услышал очередное возмущение чрезстеночного соседа, успев ответить тому, что у него мол руки-крюки и он не может точно рассчитать свою силу.

В ответ же прозвучало громко-писклявое, возмущённое такой наглостью относительно молодого:

– «Идиот!».

Хорошо, что в этот момент Платон, бывший в прекрасном расположении духа, уже стягивал с себя штаны и садился на унитаз. А то бы Кваку могло бы и не поздоровиться. Платон не сносил оскорблений, особенно не обоснованных, и не оставлял их без ответа. И поэт-писатель запомнил это.

На ночь Платону сделали успокаивающий укол, и запретили шляться.

Но тот не брал его. Даже удобная кровать с двумя в меру мягкими подушками, не могла нагнать на него дрёму. Голова писателя была забита другим, но не хамством Квака.

Он попал в 60-ую больницу в шестьдесят лет при совершенно нештатной ситуации, причём 17 ноября – в день, когда умер его отец. Операция была назначена на 19 ноября – на день, когда отца похоронили.

Ему предстояла хоть и самая простая операция, которую в поликлиниках делают под местным наркозом, а в Синагогах – при свечах, но впервые в его жизни почему-то вообще под общим наркозом.

К тому же терапевт сказала, что его сегодняшнее верхнее давление за 150 плохой спутник операции, попутно проговорившись, что у неё был печальный случай последствия приёма Метотрексата и Фолиевой кислоты.

Да и очередь его на операцию оказалась самой последней, после часа дня.

И хотя разум инженера всё прекрасно подсчитал и понимал, но эмоции поэта и писателя не давали их общему телу покоя.

Возможно и неудачная игра сборной, слышимая им по радиоприёмнику, как бы в полузабытьи, смогла тоже как-то негативно повлиять на его состояние. Хотя прочтённый им накануне прогноз Юрия Севидова, чьему мнению он привык доверять безоговорочно, уже давно настроил болельщика на минорный лад. Этому способствовала и им самим наблюдаемая концовка игры в Москве с явно возникшим опасением за общий исход стыка.

Да! Зря я носил бейсболку с эмблемой Кейптауна! – решил засыпающий.

Лишь к середине ночи Платону удалось заснуть, но не выспаться.

А поутру медсестра Галина ещё раз наполнила его внутренности простой водой, после чего он очистился почти полностью. И тут же повторили вечерний укол. Но на этот раз не сон, а приятная нега во всём теле и в голове сморили подуставшего. Полдесятого его навестил врач-анестезиолог, поинтересовавшись самочувствием и готовностью к операции, подтвердив, что она будет не скоро.

– «Очень хорошее, просто кайф!» – пытался обрадовать того Платон.

И, как оказалось, напрасно.

В оставшееся время он пять раз сходил по-маленькому, но помногу, напрочь выведя из организма все успокаивающие и ослабляющие вещества, почти обезводив его.

Периодически поглядывая на часы мобильника, он ждал своего часа. Но тот подошёл неожиданно. Медсёстры вкатили в палату тележку, и передали Платону белую рубаху.