Год Быка

Но захотела баба дура свободы и самостоятельности! Вот и получила разбитое корыто и отчаяние от упущенного счастья, вернее собственными руками уничтоженного! Так-то, вот!».

Тогда Платон, конечно, не знал, что этот год, его год, словно в подарок, готовит ему ещё немало новых и неожиданных приятных встреч.

А пока, сделав предобеденную лечебную зарядку, Платон вышел из цеха к себе в кабинет и услышал через закрытые двери обрывок возмущённой фразы Надежды Сергеевны:

– «Орёт ещё тут! На меня даже мой муж не орёт! А тут? Сопляк, какой-то! Я сейчас уйду, а вы как хотите тут!».

Затем через стену донёсся глухой голос Гудина, успокаивающего начальницу. Вскоре они с Алексеем прошли мимо Платона за коробками и уехали на задание.

Тут же к Платону явилась начальница с жалобой на Ляпунова, не выполнившего сразу её срочное задание, но зато громко и грубо огрызнувшегося на неё:

– «Я же сказал, сейчас!».

– «Надь! Мы же с тобой Козероги! И люди пользуются нашей добротой, думая, что это наша слабость! И когда они чувствуют строгость, или даже получат от нас нагоняй, то сразу возмущаются! Избаловала ты его. Он и думает, что незаменимый!» – успокаивал её Платон.

А та рассказала о Лёшке и его проказах более подробно, особенно подчеркнув высказывания его отца последней бывшей жене Светлане:

– «Свет! Я теперь тебя понял и полностью на твоей стороне! И я очень жалею, что вырастил такое ничтожество, как мой сын!».

А понять обиду отца можно было вполне. Ведь именно Алексей скрутил своего буйного предка для передачи его в дурдом.

И все эти жалобы начальницы на Ляпунова-младшего сопровождались необычными, ранее Платоном невиданными, гримасами.

А он давно обратил внимание, что злому женскому лицу и косметика не помогает. Более того, она ещё и усугубляет ситуацию, придавая этому лицу некоторую зловещую раскраску.

Может именно ещё и поэтому Платон не стал поддерживать давно надоевшие ему перманентные темы, и Надежда вскоре отстала.

Единственное, что вслух заметил философ, была его фраза о правильной и мудрой в этот момент позиции Гудина, пытавшегося смягчить конфликт.

На что недалёкая в этом вопросе начальница возразила, что напрасно Платон ранее плохо думал о Гудине, тот ведь не дурак, раз дал образование сыновьям и купил им машины.

Платон не стал доказывать дурочке, что к образованию своих детей тот не имеет никакого отношения, так как оно было бесплатным. Да и кормили его детей в этот период их матери, а не он, бегавший за другими юбками, что покороче. А машины, вообще, те купили сами, когда стали работать и зарабатывать.

Раз хочет лицемер так думать, пусть думает! – решил он.

– «Что-то ты давно о Гаврилыче ничего не рассказывал? Совсем не говоришь о нём?!» – неожиданно дома вернулась к давней теме Ксения.

– «А что о нём говорить-то? Он теперь для меня, как спущенные в унитаз фекалии! Хоть пока и осталось ощущение остаточной вони, зато теперь появилось и чувство облегчения!» – недовольно съязвил Платон.

А его дальнейшие беседы с Надеждой по-прежнему сводились лишь к слушанию достижений народного хозяйства семьи Радзиховичей, особенно её гордости и надежды – самого младшего и самого способного – Алексея.

Платон даже подумал: Надежда всегда себя чувствует хорошо, потому, что крепко спит, ничего не зная о коллегах, вернее ничего не слушая из их рассказов, всегда перебивая и заминая их. В своих рассказах она так любила приукрасить, что обыкновенные обыденные события приобретали у неё гиперболизированное состояние, даже фантастическую окраску.

В субботу восемнадцатого апреля Платон открыл новый дачный сезон. Выйдя в Загорново на платформу, он вскоре услышал за своей спиной:

– «Молодой человек!.. идёт и нас не узнаёт!».

Голос был похож на голос Алексея Грендаля. Платон сразу вспомнил, что только что краем глаза заметил выходящих на платформу впереди него мужчину и женщину, но не посмотрел на них, к тому же он был без очков.

Платон не терпел амикошонства и пошёл дальше, ускоряя шаг.