Год Быка

Поделившись с женой её мало интересующей радостью, Платон был перебит супругой на более интересный рассказ об уже уехавшей Анастасии.

Днём Ксения успела остановить Настю в попытке допить компот и слямзить последний малосольный огурчик лишь патетической фразой:

– «Насть! Давай оставим это Платону!».

На что та вынуждено и обиженно согласилась.

– «У нас в семье вообще с Кешей есть негласное правило – всё лучшее и последнее – папе и мужу! Платон ведь бессребреник! Он всегда всё отдаёт другим, даже самое последнее и вкусное!» – несколько смягчила она ситуацию этим откровенным объяснением.

– «Да, да!» – опять вынужденно согласилась смущённая Настя.

– «Он ведь ещё с детства был этим обделён!» – закинула Ксения увесистый булыжник в огород Анастасии.

Но та никак не прореагировала, толи не поняв, толи не став развивать опасную для себя тему.

Платона удивили и даже шокировали такие откровения жены.

Ведь действительно, он с детства был приучен родителями и привык уступать и отдавать всё лучшее и последнее младшей сестре.

Именно поэтому со временем его юная головка стала рождать различные идеи и уловки, обеспечивающие его интересы.

Он стал ловчить с сестрой и родителями, обманывая, вернее обхитривая их, блюдя свои личные интересы. И хотя это было чуждо его нутру, генам и даже воспитанию, но жизнь заставляла его приспосабливаться, хоть как-то парируя вопиющую несправедливость.

А острый ум мальчишки и позволял ему это с успехом делать.

И это незаметно перешло во взрослую жизнь, в частности во взаимоотношения с Настей.

Платон всегда обманывал или переигрывал лишь тех, кто пытался обмануть его. А с людьми честными всегда был принципиально честным и даже жертвенным, поощряя их на ответное.

Вот и здесь, на даче, Платону удалось спасти от Насти клубнику и вишню, оставив ту лишь на недоступной для Насти высоте и вынудив её обратить свой алчный взор на соседскую у забора. Он отдавал ей в неограниченном количестве ненужные ему иргу и любисток, позволив ей собрать сколь угодно от изобилия много малины, держа пока нетронутой чёрную и красную смородину.

Думая о сестре, Платон, как последний, убирал со стола.

– «А чего у нас тряпки не видно, которой со стола стираем?!» – крикнул он с кухни жене.

– «А я ею мыша ловила!».

– «А-а! Ты в ней его замочила!».

– «Да, нет! Я не мочила его!».

– «А-а! Ты его сухим убила!» – неожиданно кончил свою шутку Платон.

Кошки старались вовсю. Лето набрало силу, подросла и всякая нечисть.

Теперь супруги при входе с улицы на террасу стали постоянно посматривать себе под ноги, не принесли ли их охотники и охотницы очередную добычу.

Но и в этом Тимоша заметно отличался от остальных сородичей.

Видя, как тот играет с висячими на ручке двери бесхозными – кем-то два года назад оставленными – наушниками с микрофоном к телефону «Эриксон», Платон заметил жене:

– «Ну, вот, видишь? Как он изучает нашу технику? Точно инопланетянин!».

– «Это не он, а ты у нас инопланетянин!» – быстро нашлась улыбнувшаяся Ксения.

И тут Платона осенило:

– «Точно! Ведь он недаром из всех людей выбрал именно меня, и сделал это весьма настойчиво!».

– «Свояк свояка…» – засмеялась, было, жена.

– «Его послали специально для связи со мной! Что-то, значит, будет!» – не унимался фантазёр.

И действительно, котёнок редко отходил от Платона. Тот даже раз нечаянно переехал его колесом велосипеда, к счастью, без себя и груза. Так котёнок даже не пискнул.

И сейчас, слыша разговор о себе, он, урча, забрался на руки к Платону, заглядывая хозяину в глаза, словно что-то ища, молча спрашивая и ожидая.

– «Ксюх, а ты обрати внимание, что у него глаза, как у фараона!» – снова сел на своего конька писатель-историк.

– «Тьфу, ты! Вечно ты о засохшем!» – завершила жена диалог почему-то с грустью.

После отъезда гостей супругам Кочет почему-то стало действительно грустно. Но особенно это выразилось в настроении женщины:

– «Вот всегда так: гости, шум, веселье. Вроде бы и устаёшь от них? А как уедут – так сразу как-то грустно становится!».

– «И мне тоже!» – добавил муж.