Год чудес

Едва я начала мыть ветхие чердачные половицы, как в дом постучалась первая заказчица мистера Викарса. Еще не отворив, я знала, что это Энис Гоуди. Умело извлекая из растений душистые масла, Энис окропляла ими свое тело, и об ее приходе всегда возвещал легкий приятный аромат летних фруктов и цветов. Хотя в деревне о ней отзывались дурно, я всегда смотрела на нее с тайным восхищением. Резвая умом и острая на язык, любого обидчика она могла поставить на место одной меткой фразой, какие прочим из нас никогда в нужное время не приходят в голову. Как бы ни очерняли ее деревенские кумушки, как бы ни увешивались оберегами перед ее появлением, мало кто мог обойтись без нее, когда наступал срок разрешиться от бремени. С роженицами она была спокойна и ласкова – совсем не то что с уличными зеваками. А при трудных родах ей и вовсе не было равных, и тетка полностью на нее полагалась. Вдобавок ко всему, меня всегда восхищало ее мужество, ведь, чтобы не обращать внимания на пересуды в такой маленькой деревушке, как наша, его требовалось немало.

Энис пришла за платьем, которое заказала несколькими неделями ранее. Услыхав о случившемся, она опечалилась. А затем с присущей ей прямотой стала меня попрекать:

– Надо было позвать нас с тетушкой, а не Момпельона. От хорошего настоя Джорджу вышло бы куда больше проку, чем от бессмысленного бормотания священника.

Я была привычна к выходкам Энис, но в этот раз она превзошла себя, одной фразой ошеломив меня вдвойне. Первое, что так меня поразило, – ее откровенное богохульство. А второе – то, как по-свойски она отозвалась о мистере Викарсе, которого сама я никогда не называла по имени. Как же они были близки, если для нее он просто Джордж? Подозрения мои лишь окрепли, когда мы извлекли из корзинки с заказами платье, сшитое для нее. Все мое детство, когда церковь наша была пуританской, нам дозволено было носить лишь «скорбные цвета» – черный или, на крайний случай, темно-коричневый оттенка чахлой листвы. С возвращением короля в сундуки с одеждой украдкой возвратились и более яркие краски, однако в нашей деревне многие по привычке носили темное. Но не Энис. Новое платье кроваво-красным пятном било в глаза. Я ни разу не видела, чтобы мистер Викарс над ним работал. Уж не нарочно ли он его скрывал? Платье было почти готово, оставалась последняя примерка, чтобы подшить подол, – для этого Энис и пришла. Когда она подняла платье на вытянутых руках, я увидела, что вырез на нем глубокий, как у продажной женщины, и мысли перестали мне подчиняться. Я представила ее в этом платье, высокую и прелестную, медвяно-золотистые волосы спадают на плечи, янтарные глаза прикрыты; представила, как мистер Викарс, на коленях у ее ног, проводит длинными пальцами по мягкой ткани, а затем по ее лодыжке. Неторопливо его умелые руки исследуют ее гладкую ароматную кожу, медленно двигаясь все выше и выше… Вмиг щеки мои запылали ярче проклятого платья.

– Мистер Викарс велел сжечь всю его работу, чтобы никто не заразился, – проговорила я. В горле будто что-то застряло.

– И речи быть не может! – воскликнула Энис.

Тут я начала догадываться, какие трудности уготованы мне в дальнейшем. Если уж Энис Гоуди, человек, сведущий во врачевании, не желает, чтобы сжигали ее заказ, чего же ждать от остальных? Немногие из нас живут в достатке, а переводить добро и вовсе не любит никто. Люди, заплатившие мистеру Викарсу вперед, захотят забрать всё до нитки, и, невзирая на предупреждение священника, я была не вправе им отказать. Энис Гоуди ушла, неся под мышкой свое платье блудницы, и вскоре после этого, когда день перевалил за половину и вести о смерти мистера Викарса, как и следовало ожидать, разлетелись по деревне, ко мне стали наведываться и другие клиенты, требуя свои заказы. Все, что мне оставалось, – это передавать его слова, сказанные в забытье. Ни один из них не согласился, чтобы его заказ – будь то даже порезанное на куски полотно – предали огню. Кончилось тем, что я сожгла лишь одежду покойника. А когда она превратилась в пепел, заставила себя бросить в огонь и платье, которое он сшил для меня, и на моих глазах золотисто-зеленую материю поглотили карминные языки пламени.

Путь до Бредфорд-холла был неблизок и все в гору, я же так утомилась, что едва передвигала ноги. Однако я не пошла прямой дорогой, а свернула на восток – к домику Гоуди. «Джордж» и красное платье никак не шли у меня из головы. Обыкновенно я не охотница до сплетен. Мне нет дела, кто с кем забавляется и где. Вдобавок теперь, когда мистера Викарса не стало, едва ли имело значение, куда он пристраивал свое хозяйство. И все же я должна была разузнать, что связывало его с Энис Гоуди, пусть даже ради того только, чтобы понять, питал ли он ко мне истинные чувства.