— Модернизируй институт. Будь в авангарде перестройки. Давай закупим у немцев компьютерный класс, методологию обучения менеджерству. Чем смогу, тем помогу, — искренне советовал Иван Митрофанович. — Чем удручен? Пойдем выпьем. С нас взятки гладки. Когда Андропов ковырнул дачу Георгадзе, кто мог — даже с больной фантазией — предположить, что там обнаружат 100 золотых слитков, бриллианты, царские сервизы, 42 миллиона в рублях. А мы пришли к достатку собственным трудом, помня, как родители наши получали по 70 копеек на трудодень, бесхлебицу, голодные студенческие годы.
Роднили их не только трудные годы юности. Перепадало — и немало — за услуги Константину Петровичу от благодарного друга и нужных ему людей. В свою очередь Горностай очень выручил Злобина в одном давнишнем нашумевшем деле. В столичном универмаге долго «налево» торговали коврами. В деле была замешана любовница Константина Петровича. Чертова бестия была красива, но ужасно болтлива и слаба духом. Исключительно благодаря связям Ивана Митрофановича ее буквально вытащили со скамьи подсудимых. Злобин отблагодарил своей преданностью, а семью завалил импортом. Косвенно Злобин не был замешан в сбыте неучтенных на фабрике ковров, но получал через любовницу свою долю барышей за покровительство и умелую расстановку на ключевых позициях надежных кадров. Тогда он в Совмине курировал всю торговлю республики.
Может быть, теперь, так высоко взлетев и поймав удачу за хвост, Иван Митрофанович и сожалел о «тайных сделках и сговорах», да переиначить, незаметно отдалить от себя Злобина было поздно и невозможно. У одного рычаги власти, у другого рычаги связей: они дополняли друг друга.
— Да, кстати, твой воинствующий ветеран не успокаивается. Вторую жалобу настрочил в ЦК, уже на мое имя.
— Вот об этом я и хотел у тебя спросить. Видно, до смерти не угомонится.
— Ты допустил ошибку. Перегнул палку. Не надо было его исключать из партии. Инкриминировать ему организацию групповой жалобы в Центральный Комитет рискованно и малодоказуемо. Он, судя по всему, чувствует свою правоту. Добивается у меня приема.
— Я на полпути, как тебе известно, не останавливаюсь. Подонка, врага надо обложить со всех сторон и уничтожить.
— Что ж... потянем волынку. Создадим одну комиссию, вторую на уровне райкома, обкома, минвуза. Хода жалобе не дадим.
— Отлично. Это уже судороги, как перед кончиной. Ваня, пригласил бы ты как-нибудь в выходные на озера или там в Березинский заповедник своего ставленника, начальника областного управления КГБ.
— Неужели тебя ветеран так напугал, что ты хочешь найти опору и в КГБ? — полушутя, полусерьезно спросил Горностай.
— Как ты знаешь, — слегка обидевшись, ответил Злобин, — я акул сметал со своего пути, не то что эту мелкую рыбешку. Мне надо выяснить один щекотливый вопрос.
— Хорошо. Подумаем. Не люблю я этот Березинский. Туда обычно первый ездит на охоту. Неэтично лоб в лоб. Это его вотчина.
— Поедем на Лепельские озера. У моего декана там брат ходит в председателях богатого колхоза, — нашелся Константин Петрович.
— Не нравится мне твоя паника. Даже если он и раскапывает твое участие в партизанской борьбе, то кто его, будь он даже осыпан с ног до головы орденами, пустит в архивы КГБ? Наивно. Ты мне сфотографируй ситуацию.
— Меня скомпрометировать и по этой линии трудно.
— Тогда я не понял! Он все еще в институте?
— С огромными усилиями, но выперли на пенсию.
— Ну и всем спокойно. Пусть разводит кроликов и готовится к рыночным отношениям. Пойдем выпьем. Это не стоит внимания. Мы хозяева жизни. Мы!
Застолье сползало к завершению. Хозяева выжимали из себя последние знаки внимания и интереса к гостям. Подшофе, жена Горностая сама вызвала дежурную «Волгу».
— Неужели прибудет вовремя? — делано не верила жена Злобина и намазала, еще за столом, яркой помадой губы.
— Минута в минуту, — высокомерно ответила жена Ивана Митрофановича.
Действительно, чистенькая белая «Волга» подкатила к крыльцу без пяти минут одиннадцать. Торопясь, но пребывая в приятном расположении духа, все расцеловались, хоть каждый думал о своем. Дочь Горностая вознамерилась просить у отца во что бы то ни стало видеомагнитофон, жена Злобина решила накрутить мужу хвост: «Продавай старую «Волгу» и немедля покупай новую». Сам Константин Петрович нет-нет да возвращался мыслями к неугомонному Барыкину. «И уволили, и из партии исключили, и психушкой запугали, а он не утихомирился. Неприятно все же с откровенным врагом жить в одном городе».
Только Иван Митрофанович, исполненный уверенности в собственной силе и значимости, был весьма доволен собой, с охотою погружаясь в сладострастие власти.