Год демонов

— Вы учительница? Возвращаетесь с последнего звонка десятиклассни­ков? Разрешите мне пройти рядом с вами сто, двести метров, чтобы попри­сутствовать в благостном вашем магнитном поле.

— Вы ошиблись. Я не учительница, а врач. И потом, вы опоздали ровно на ...аццать лет. Уже рядом один Ньютон ходит.

— Врач? Значит, само Провидение послало мне вас. Помогите мне выбраться из состояния, близкого к коматозному. Избавьте от гнетущих мыс­лей о наступающей гнусной жизни. Научите жизнелюбию.

— Опять вы обращаетесь не по адресу. Я детский врач. А вам нужна, если это не розыгрыш и не шутка, помощь психиатра или модного ныне экс­трасенса.

— Я серьезно. Душа болит.

— И я не шучу. Это у вас такой оригинальный способ знакомиться?

— Нет. Это действительно такое состояние духа.

— Да, но вы не подошли к постовому милиционеру пожаловаться на жизнь.

— Взгляните на его усталый, одичалый вид. Не поймет. Подумает, псих...

— Да. Но ваше отчаяние выглядит несколько комично.

— От этого не легче. Я не пустобрех, поверьте. Я сам в некотором роде аналитик, психолог. Вы, действительно, поразили меня... на фоне озабочен­ных, злых, удрученных, озлобленных людей вы, как говаривал старик Добро­любов, луч света.

— Я хоть и не робкого десятка, но, ей-богу, вы меня перехваливаете и ста­вите в неловкое положение, — на ее щеках вспыхнул стыдливый румянец.

— Я искренен. Не интимофоб. Будем знакомы. Любомир Горич. Вам ничего не говорит эта фамилия?

— Извините, ничего, — сконфузилась она.

— Тем лучше. Вы будете абсолютно раскрепощены. Я собственный кор­респондент газеты «Правда» в республике.

— Очень приятно, Олеся... — На секунду она растерялась и добави­ла: — Георгиевна.

— Переходя улицу, я наблюдал за вами и подумал: вот твоя героиня. Рискни. Читателя повально приучают к отрицательному. Я всегда шел против течения. Хочу явить многомиллионной аудитории положительный пример женщины, которая еще умеет радоваться, быть красивой, уверенной. Примите мое предложение. Хочу заручиться вашим согласием.

— Да как-то, — судорожно искала слова Олеся, — не знаю, что и ответить. Боюсь, ваши первые впечатления очень преувеличены. Просто в эту минуту у меня приподнятое настроение, можно сказать, счастливое. Но в жизни я рядо­вой, ничем особым не выделяющийся типичный советский человек.

— Меня никогда не подводила интуиция. Почему-то из сотни спешащих мне навстречу людей захотелось подойти только к вам.

— Мне, право, неловко. Моей серой жизнью страну не удивишь, в ней нет героического начала. Нынче в моде негативная сторона жизни: подворот­ни, тусовки да подвалы. Академики, народные артисты, спортсмены, что ни судьба — корабль приключений. За моей спиною серая жизнь, ничего инте­ресного. Может, оставьте эту затею?

— Я устал от академиков, докторов наук, льстецов на Парнасе. Хочу написать просто о женщине, о ваших тонких и нежных руках, цветах, улыб­ке, глазах, будничной работе, о стирке белья в прачечной, о кухне... чем жив человек и что его держит на земле.

— О боже, вы задумали комедию?

— Не знаю. Я все так объемно увидел и представил. Условимся, без вашей визы, обещаю, я никогда не отправлю материал в редакцию.

— Не знаю. Я растеряна и подавлена. Можно, я подумаю?

— Я вам оставлю свою визитку.

— Не стоит. Приходите ко мне на работу в детское отделение 1-й клини­ки. Каждый день, кроме выходных, с восьми до пятнадцати я там.

Они прошли не сто и не двести метров, а все восемьсот к ее пятиэтажно­му дому, стоящему в глубине двора, ближе к параллельной улице, напротив бывшей автозаправочной станции.

— Вот мы и пришли. Это мой дом.

— А... — оглянулся Любомир, — это ничего, что вас могут увидеть с незнакомым мужчиной?

— Нет. У меня безупречная репутация.

— Похвально. Благодарю вас и за прогулку, и за доверие.

— Я еще не сказала «да».

— Все равно спасибо. До встречи.

— До свидания, — с затаенной радостью ответила она.

Дома она поставила разогревать на плиту тушеную картошку, затем достала из-под старенького с ободранными углами, кухонного буфета кипу газет в надежде отыскать среди них «Правду». Вскоре обнаружила, перели­став их, жалкую информацию за подписью: «Собкор Л. Горич». После ужина она отправилась в ближний магазин «Кнігарня пісьменніка», в котором всегда в избытке, хоть маринуй, лежали книжки местных авторов. Без труда нашла среди книжных терриконов пачку из двух десятков книг в броской черно­белой обложке с его фамилией. Купила одну. В книге были исключительно публицистические статьи, датированные семидесятыми—восьмидесятыми годами.

Уютно расположившись у кухонного окна (Август по обыкновению дре­мал у телевизора), она жадно углубилась в чтение и вскоре разочаровалась. Было и остро, и метко, и смело, и характеры запоминающиеся, но она ожи­дала большего. Эти знакомства на улице — всегда непростительная глупость. «Не будь овцой, а то волк съест», — вспомнила почему-то слова старшей сестры.