Год длиною в жизнь

И она, торопливо простившись, сгребла со стола «Репортер» и вышла прежде, чем хозяева успели спохватиться и вручить ей приготовленные подарки: павловские платки, павловские ножи, поднос с хохломской росписью (знаменитая красно-золотая «рябинка») и литровую банку черной икры, по горлышку залитую воском, чтоб икра подольше сохранилась. Ну и про Ритин портрет, тот самый, который рисовала Вера, они совершенно забыли.

1941 год

«Лучше сразу умереть, чем оказаться у Руди фон Меера, – напутствовали руководители групп R?sistance молодежь. – Постарайтесь покончить с собой, если вас схватят. Тех, кто попадет в руки фашистов, все равно убьют рано или поздно, но сначала натерпитесь мучений. Покончив с собой, хоть уйдете из жизни с чистой совестью, никого не предав. Пыток Руди фон Меера выдержать невозможно. Одна ванна со льдом чего стоит… Гестаповцы порой приходят к нему на выучку!»

Немцы называли его Руди фон Меер, но он был русский, из семьи эмигрантов. И предпочитал, чтобы служили ему русские. В качестве жертв он тоже выбирал прежде всего своих соотечественников… правда, он называл их бывшими соотечественниками. Да что говорить, они ведь тоже не желали считать его своим!

Постепенно вокруг него сплотилось самое отъявленное отребье из тех, кто с удовольствием воспринял призыв Петена сотрудничать с фашистами. Руди фон Меер охотно брал к себе всех без разбору коллаборационистов: и отпрысков титулованных русских семей, нетерпеливо ждавших, когда же начнется в захваченной России дележка земель и раздача их бывшим владельцам, и людей без роду без племени.

Витали слухи, будто у него служат даже евреи, всегда готовые вырыть яму ближнему своему ради того, чтобы спасти собственную жизнь, – ведь немцы решали пресловутый «еврейский вопрос» все более радикально . Преданных ему людей Руди готов был защищать перед гитлеровцами, которые были очень довольны его службой в Париже. Он прекрасно знал, что в церкви на рю Лурмель иногда выдают свидетельства о крещении евреям, но поскольку кое-кто из его подручных в свое время получил там такое свидетельство, он пока закрывал глаза на «проделки» – он так и называл это, проделками, – матери Марии и остальных членов Лурмельской группы. Кроме того, он не терял надежды внедрить к ним своих людей, чтобы выведывать имена богатых евреев, которые получали свидетельства о крещении, – а потом шантажировать их. Не то чтобы фашисты мало платили, просто Руди считал, что денег мало никогда не бывает. Иногда он даже любил процитировать Достоевского – несколько, впрочем, его исказив сообразно текущему моменту: «Человеку всегда не хватает для счастья ста рейхсмарок!» Но если фон Мееру удавалось напасть на след резистантов, он не знал ни жалости, ни пощады.

Его подручные тоже отличались пронырливостью и отъявленной жестокостью. А также непомерным щегольством. Осенью сорок первого они первыми подхватили новую моду, захлестнувшую Европу вслед за гитлеровским нашествием: высокие узкие сапоги, обрезанные шинели (умельцы перешивали их в удобные куртки и зарабатывали очень недурные деньги!), маленькие, чудом удерживающиеся на голове кепочки с надвинутым на лоб козырьком, ну и галифе, конечно. Кто не мог раздобыть настоящие офицерские галифе, заправляли в голенища широкие брюки. Постепенно такая одежда стала своего рода униформой для молодчиков Руди Меера и прочих фашистских прихвостней, так что молодые люди, которые честным именем своим дорожили (а ведь во все века встречали по одежке!), начали остерегаться напяливать на себя пресловутые кепочки да галифе, куртки и сапоги, хоть последние были очень удобны, особенно осенью и зимой…