Год гиен

— Как градоправитель Пасер может быть с этим связан? С какой целью?

Семеркет встал и зашагал к главной улице.

— Не знаю, — устало ответил он.

У брата всегда всплывал один и тот же вопрос — как ситуация повлияет на его карьеру и положение в Фивах?

— Куда ты, Кетти? — спросил Ненри, когда они добрались до главной улицы.

— Туда, куда ты не должен со мной идти. Ступай домой, брат.

Этой почью Семеркет собирался войти в еще одну дверь, в ту, которая вообще-то открылась еще недели назад, когда он нарвался у деревенского храма на безносого и его дружков. Теперь он должен был пройти через эту дверь, какой бы страшной она ни оказалась.

Оставшись в одиночестве, Семеркет пошел по улицам, которые привели его в иноземные кварталы Фив. Тут жили торговцы, купцы, беглецы из далеких земель, назвавшие Египет своим домом. Многие из них были ссыльными, изгнанными за преступления, совершенные в разных местах. Другие — просто путешественниками, решившими, что страна слишком привлекательна, чтобы ее покинуть.

Над улицей, по которой шел Семеркет, было множество галерей и балюстрад, находившихся так близко друг к другу, что они почти соприкасались. Некогда ярко раскрашенные, теперь балконы поблекли, краска на них осыпалась. Когда здание рушилось, обломки оставались лежать на улице вперемешку с грудами мусора.

С грязью этого района мирились остальные его обитатели — бродяги, калеки и попрошайки, из которых состояло Царство Нищих. Негодяи всех мастей бездельничали в дверях, — провожая взглядами проходившего мимо Семеркета. Как и при встрече с безносым и его сообщниками у деревни строителей гробниц, Семеркет быстро показывал тайный знак их царства, что на сей раз приводило к желаемому результату. При виде знака нищие отступали обратно в темные убежища и не тревожили его.

Вскоре Семеркет уже стоял перед гниющими воротами заброшенного храма. Грязное здание, которого избегали фиванцы, было воздвигнуто гиксосами сотни лет тому назад. Немногие знали, что строение это является резиденцией царя.

Семеркет ненадолго остановился у колонн. Больше всего на свете ему хотелось бежать отсюда, но он не мог. Собравшись с мужеством, дознаватель побарабанил кулаками в гниющие ворота и крикнул:

— Откройте! У меня есть дело к царю!

Черная дверь медленно отворилась. В полумраке стоял человек, огромный, как бог. Семеркет сделал тайный знак, и гигант сделал знак ответный. Потом сердито посмотрел на чиновника из-под бровей, подведенных по египетской моде, хотя у гиганта этого росла борода, как у чужестранца. На груди его висели крест-накрест два кривых ножа. Человек поманил Семеркета, приглашая следовать за ним.

В храмовом дворе царило странное молчание. Священное озеро с течением лет засорилось, но все еще было связано с Нилом давно забытым подземным виадуком. Теперь оно напоминало заросший оазис пальм и тростников. Семеркет последовал за гигантом через этот крошечный лес, слыша шуршание змей и скорпионов под гнилушками.

В храме единственным источником света служили крошечные масляные лампы в нишах в стене. Семеркет начал сознавать присутствие сотен нищих, расположившихся в залах в ожидании ночи. Эти люди как будто вжимались в пол, когда он проходил мимо, время от времени стонущими голосами посылая проклятья, если он сослепу наступал на чью-нибудь ногу. Семеркет поднес плащ к носу, потому что в этом месте воняло хуже, чем в нужнике,

Гигант толкнул ширму, за которой открылась еще одна сеть коридоров. Это злополучное собрание рушащихся проходов, следующих друг за другом, напомнила Семеркет истории, которые он слышал о народе кефтиу: их бог, запертый в центре огромного лабиринта, был полубыком-получеловеком, и его кормили человеческой плотью.

Как бы в ответ на эти мысли в темноте раздался далекий рев чудовищного безумного животного. Чем дальше они шли по темным коридорам, тем громче становился рев, а когда он стал совсем близким, Семеркет решил, что бешеные звуки все таки издает не животное, а человек.

Гигант привел его в маленькую переднюю, примыкающую к комнате, из которой доносились крики, и велел:

— Жди здесь.

Семеркет сел в грубое кресло, и в его ягодицы впилась сломанная солома. Вопли внезапно смолкли. Теперь до него доносились знакомые звуки: далекий стук-перестук какого-то колесного экипажа, сопровождаемый жалобным блеянием барана. Семеркет понял, что не может просто сидеть и ждать, бесшумно двинулся к дверному проему и заглянул внутрь.

Трое мужчин с бритыми головами, облаченные только в набедренные повязки, удерживали на столе связанного человека. Четвертый, явно самый главный из них, ждал неподалеку. Вот рту у связанного был кляп, но все-таки он ухитрялся бороться и кричать — это его вопли и слышал Семеркет. Четвертый приблизился к распростертому на столе телу и поставил колено на грудь жертвы, в то время как остальные держали голову. Главарь протянул длинную худую руку к столу с бронзовыми инструментами, взял маленькую ложку и повертел ее в паучьих пальцах, чтобы поймать дымный свет жаровни.