Год гиен

Откинув занавеску на двери, Семеркет вошел в служебную комнату градоправителя. В комнате было темно, единственным источником света служило маленькое отверстие в высокой каменной крыше. Чиновник углубился в этот сумрак, пристально оглядываясь — не задержался ли тут кто-нибудь. Но ему продолжало везти: комната была пустой. Редкий для страны шторм привлек внимание всех и каждого.

Семеркет быстро пересек комнату и подошел к столам, заваленным папирусом. Просмотрев их, он увидел, что все эти документы не имеют отношения к предательскому заговору — это лишь судебные тяжбы, списки добра, доставленного в Диамет в качестве дани, записи налогов и тому подобное.

«Если обличающие документы существуют, — подумал он, — то где градоправитель их прячет?»

По стенам тянулись ряды полок, в каждом их каменном отделении лежало несколько свитков. Семеркет быстро просмотрел кожаные таблички, но ни одна их них не говорила о том, что в свитке содержится нечто большее, чем списки и расписания вроде тех, что он нашел на столе.

Семеркет заметил дверь в дальнем конце комнаты, едва различимую в темноте. Открыв ее, он обнаружил нечто похожее на святилище. Там были собраны изображения богов и богинь, каждое — в собственной маленькой нише. Перед ними оставили гореть священное пламя, благодаря которому в комнате было тепло и светло. В конце концов, Паверо был знаменит своим религиозным пылом и нарочитой набожностью.

Семеркета это не впечатлило. Паверо был просто одним из тех преступников, что рядят свои грехи в пышные одежды набожности. Он уже повернулся, чтобы уйти, но, шагнув в дверь, задел ногой что-то, отлетевшее на другой конец комнаты. Это «что-то» слегка отскочило от стены, и дознаватель, посмотрев в ту сторону, увидел валяющиеся на полу пять-шесть смятых свитков папируса.

Он с любопытством опустился на колени, чтобы их рассмотреть.

«Земля опустошена», — прочитал он, расправив бумагу. Он узнал почерк. Паверо написал эти слова, к тому же недавно, потому что в углу комнаты лежали несколько все еще влажных тростниковых перьев и горшочек с чернилами, а рядом — чистые, аккуратно уложенные свитки.

Многие слова в бумагах были зачеркнуты, а другие переписаны, как будто Паверо усиленно искал нужные выражения.

«Небеса ожесточились против фараона, и боги протянули руки к другому…»

Семеркет выдохнул. Вот истинное доказательство предательства!

Его сердце быстро билось, когда он развернул другие клочки папируса — все это были наброски какого-то большого документа. Хотя он читал фразы не по порядку, выхватывая их с разных кусков, можно было извлечь смысл из всего документа в целом: «Боги протянули руки великому царевичу Пентаура, обойдя тех, кто следовал перед ним…»

Дыхание Семеркета прервалось: Паверо пытался оправдать свержение фараона, выдав это за приказ богов.

«Как это должно быть удобно, — с горечью подумал Семеркет, — так легко распознавать волю небес».

«Теперь мы должны напрячь наши руки для того, чтобы вырвать страну из власти нарушителя. Он и его любимцы разлетятся, как синицы и воробьи перед соколом. Мы вернем золото, серебро и бронзу державы, которые он водрузил у ног своей азиатской шлюхи…»

— Азиатской шлюхи, — вслух прошептал Семеркет, ощутив в этих словах холодное влияние царицы Тийи.

Преданность фараона его северной жене-хананеянке, царице Исис, была выбрана ее южной соперницей, как оправдание восстания. Из этого Семеркет сделал вывод, что письмо, вероятно, предназначалось главам южных семей. Он видел, насколько искусно Паверо и Тийя играли на старых предубеждениях против былых колоний. И — какое лицемерие! — пока брат с сестрой обвиняли фараона в расточении богатств державы на его чужестранку-жену, сами они грабили гробницы царственных мертвых, не щадя даже могил собственных предков.

«Все боги и богини посетили своих оракулов, — прочитал Семеркет в другом скомканном куске папируса, — и изъявили свою волю: соберите народ! Разожгите враждебность, чтобы поднять восстание против своего господина! Объявите о наступлении в державе новой зари!»

Последние куски папируса оказались списком, в который входило примерно пятьдесят имен, с методичными примечаниями Пасера. Семеркет не мог утверждать наверняка, перечислены ли в этом списке заговорщики, но это было вполне вероятно. Имена были выстроены по рангу, от полководцев до смотрителей казначейства, от царских чародеев до хранителя фараонова котла. В списке имелись даже имена двух библиотекарей Дома Правды — Мессуи и сутулого маленького Мааджи. Судя по примечаниям рядом с их должностями, им было поручено вернуть запрещенные колдовские свитки, спрятанные в Доме Правды. Семеркет больше, чем кто-либо, мог представить, какой вред царица собиралась причинить заклинаниями, содержащимися в этих книгах.

Однако большинство имен принадлежали маленьким людям — дворецким, поварам, писцам, трудившимся в храме Диамет.